Актриса людмила голубева личная жизнь

В следующем году эта удивительная характерная актриса, одно появление которой в любом спектакле на порядок повышает градус его художественной правды и достоверности, отпразднует еще и 60-летие своего пребывания на рижских подмостках. Но об этой странице ее биографии написано достаточно, да и на сегодняшнем актерском «капустнике» почитатели уникального дарования Голубевой узнают немало. Поэтому наш корреспондент решил подробнее расспросить Людмилу Ивановну о ее довоенном и послевоенном, ленинградском и рижском, периоде. О том, с чего для нее все начиналось в театре и как она играла с большим актерами в большом кино.

Стены ее квартирки на седьмом этаже бесконечной многоэтажки (один корпус перетекает в другой, в третий…) увешаны старыми фотографиями. А в ящичках шкафов прячутся самые дорогие памятные вещи, и рассказ свой она «иллюстрирует», извлекая то одно, то другое по мере необходимости. И кое-что актриса уже приготовила к нашей встрече, разложила на столе.

– А вот, смотрите! – Людмила Ивановна показывает пожелтевшую театральную программку спектакля Тамбовского областного театра драмы по «Кремлевским курантам» Погодина, с надписью поверх названия – 2 июня 1945 г. В списке действующих лиц и исполнителей читаю: студентка Сосина Людмила.

– Мальчишку Стёпку там играла, – поясняет она. – Тогда я носила еще папину фамилию. Дело была так. Мы жили в Ленинграде. Я училась, пела в школьном хоре, участвовала в танцевальном кружке.

1 июня 1941 года мне исполнилось 14, а вскоре грянула война, потом началась блокада. Но в школе в январе 42-го Снегурочку я еще играла.

В 43-м, когда кусок дороги был освобожден, нас вывезли из города. На Тамбовщину, в родную деревню отца. Отпаивали молоком, потому что все были чахлые и задохлые. И через какое-то время нашу самодеятельность отправили из района в центральный город, где мы и выступали в здании местного драмтеатра. Ко мне подошел дядечка, который потом оказался режиссером. Не хотите ли, говорит, в нашу актерскую студию? Я обрадовалась: «А если можно»…

Так в 17 лет и начала учиться, параллельно играя в спектаклях. И еще разъезжала по всем госпиталям в округе, читала перед ранеными стихи.

В конце 45-го вернулись мы в Ленинград. А руководивший тогда тамбовским театром режиссер Алексей Ларионов позвонил своему ленинградскому другу, и тот отвел меня в ТЮЗ, к знаменитому Брянцеву, который его возглавлял: «Слышал, у вас уже набрали курс, – не возьмете ли нашу Сосину?». Окончила я актерский курс, проработала до 1948-го в ТЮЗе, затем устроилась в филармонию. А в 51-ом, вслед за своей любовью, потянулась сюда, в Латвию.

– Как же случилась судьбоносная встреча с будущим мужем?

-Мы познакомились в том же 45-м! Юра был курсантом мореходки, в здании которой раньше располагалась моя школе. Танцевать мы к ним бегали, а как же! Голубев Юрий Васильевич, – показывает на фото. – Вот он совсем молодой, а вон наша с ним фотография.

– Какой симпатичный. И красивая пара.

-Потом их перевели в Высшее мореходное во Владивостоке, и мы четыре года с ним переписывались. Он был выпущен в звании лейтенанта, по результатам оказался в первой десятке и мог выбирать место службы. А так как его отец был уже здесь, Юра тоже попросился в Прибалтику. Его направили в Таллин, где он год с лишним тралил морское дно между Таллинном и Ригой. Вылавливали бомбы. А уже в должности старшего лейтенанта Юра получил назначен в Ригу, и был командиром звена торпедных катеров, в Болдерае.

Когда Хрущев начал резать надводный флот и там начались сокращения, муж послал документы в Ленинградский политехнический институт и его приняли на заочное. Вот и его диплом, по специальности «радиотехник». Ведь эти знаменитые маленькие приёмнички, транзисторы, в 60-м году именно его группа на Радиозаводе Им. Попова начала разрабатывать! Сейчас покажу. – Открывает тумбочку в прихожей, демонстрирует. – Вот они – «Рига», «Селга», «Банга»… Две бронзовые медали ВДНХ получили!

– А если бы вы не поехали к своему Юре в Латвию, что было бы дальше?

-Ну, просто продолжала бы работать в Ленинграде!

– И возможно, сделали бы кинокарьеру?   

– Ой, в 1949 году, в свои 22, у режиссера Алексадра Иванова

я снималась на Карельском перешейке в первом фильме по военной повести Эммануила Казакевича «Звезда». Мы с замечательной Лидией Сухаревской играли радисток, а в главных ролях были заняты Василий Меркурьев, Николай Крючков, Олег Жаков! С Крючковым мы песни пели.

Я начинала: «Танк танкетку полюбил, В лес гулять ее водил, От такого романа Вся роща переломана». А он мне отвечал: «Столько пыла и огня Было в их наружности, Что не осталось даже пня На десять верст в окружности!». Была самая младшая, они на рыбалку ходили, а я им уху варила. Жили мы в казармах воинской части и за нами следили, чтобы туда не шагнул, сюда не пошел… Оставалось еще много мин.

– Года через два вы вдруг вышли замуж в Риге, произвели на свет сына, начали играть в нашей Русской драме?

– Да, родила – и через год уже снялась на «Ленфильме» сразу в двух лентах: «Дело Румянцева», «Чужая родня»…

– Причем, в «культовом» «Деле Румянцева» Иосифа Хейфица вы играли с Алексеем Баталовым, Инной Макаровой! Алексей Владимирович ведь почти ваш ровесник, на год младше?

– Ой, а вы знаете, какие у нас были великолепные дружеские отношения!. А ведь Баталов москвич и после главной роли в «Большой семье» того же Хейфица уже сделался фантастически популярен. Знаете, на съемках как-то все очень хорошо друг к другу относятся, вот не было никаких склок.

А «Чужая родня» Михаила Швейцера, с Нонной Мордюковой и Колей Рыбниковым в главных ролях! Я играла Марию. С Ноннкой мы очень хорошо общались, и у меня даже фотографии наши есть. Великолепная была атмосфера. Много лет спустя мы столкнулись с Хейфицем в Горьком, на лестничной в гостинице. Он остановился и говорит: «Голубева?!». – Я смеюсь: «Точно».

А с Рыбниковым мы как-то встретились в Кишиневе, где наш театр был на гастролях. Я ехала в троллейбусе, выскочила, стою, он походит, хочет меня обойти, а я не даю, он не понимает, в чем дело, и вдруг: «Люська, ты что-ли?!».

– Как вы попали-то в эти картины?

– Приходили в театры помрежи с киностудии, смотрели нас, актеров. А когда у меня родился сын, я из Риги позвонила на «Ленфильм», напомнила о себе – и меня позвали!

– Сначала в кино у вас были роли, пусть и небольшие, а вот потом уже пошли эпизодики, как, например, в «Карьере Димы Горина» (1961), где играли Александр Демьяненко, Татьяна Конюхова, Владимир Высоцкий?

– Их съемочная группа приезжала в Ригу, чтобы отснять эпизод, в котором была занята и я. Они арендовали помещение на Рижской киностудии, закончили свою работу – и группа уехала. Я никого толком и не видела даже.

– На этом и завершилась ваша российская кинокарьера, и только лет через пятнадцать началась латвийская. Был, например, эпизод в «Мастере» Стрейча, где играли Вия Артмане и Дзидра Ритенберг?

– Да, на ВЭФе все происходило. А с Артмане мы после этой картины часто сталкивались. Обе жили еще на улице Ленина (нынешней Бривибас) и частенько я встречалась в магазине, обязательно останавливались, пожелать доброго здоровья друг другу, расспросить обо всем… А вот питерские дружбы и приятельства мои не имели продолжения, – как уехала из Ленинграда, так всё и закончилось …

– Был у вас и эпизод в фильме Лайлы Пакалнини «Туфля». И роль соседки по квартире в нашем местном сериале «Билет до Риги», который длился аж с 2004 по 2006 год. А как же вы в тогда очутились в британском телепроекте «Архангел»?

– Даже не знаю, кто меня туда привел! Они недалеко от Лиелупе арендовали помещение, пригласили на кастинг. Расспросили – и сразу взяли. Я старуху играла, внучка которой как бы со Сталиным встречалась, как будто любовь у них была. И вот шли воспоминания этой старухи. Все остались довольны. У них во время съемок знаете, как: отдельная машина тебе, стол накрыт для одного человека! Главная «стоянка» была группы в Вильнюсе, а здесь они выбирали мызы – поместья.

Но последние несколько лет у меня в кино больше ничего не было. Да я, знаете ли, когда звонят насчет кастинга, отвечаю: «Оставьте меня в покое с вашим кастингом. Раньше это в кино называлось – пригласить на встречу, поговорить. Или приглашали на пробу. Сразу фотографировали, и всё: подошла – значит, подошла!

– Вы испытали блокаду, потом были в эвакуации. После Победы играли в военном фильме… И награды у вас есть. А как обычно празднуете День Победы – и как отметите ее 70-летие?

– Что касается 9 мая, наш директор говорит: «Пока я здесь, в этот день всегда будет встреча». А на этот раз у меня 9 мая у меня спектакль о войне «Сашка». Вот видите, – достает она из шкафа костюм, увешанный наградами, – это всё моё собственное. Здесь к юбилеям Победы. Это медаль к 300-летию Санкт-Петербурга. Ветерану труда. А это почетные медали блокадника…

– Но работать в блокаду вам не довелось, работали ваши старшие сестры?

– Как же! Вы знаете, как мы пахали, – освобождали здание школы и делали там госпиталь. Еще тушили зажигательные бомбы, это да. Меня ребята не пускали на крышу, потому что я оттуда однажды чуть не сверзилась, с пятого этажа.

– Ваш дом не разбомбили? По какому адресу вы жили?   

– 12-я Красноармейская, дом 34, квартира 3! Рядом с Балтийским вокзалом. Снаряды, в основном, через нас летели в центр. На нас только зажигалки бросали, и мы с этими зажигалками расправлялись, как могли.

А у меня самое главное дело было: как только тревога, я сразу же в подвал и закручиваю гайки – закрываю воду. Потому что заливало подвалы, а там были бомбоубежища.    

…Вот еще медали за шефство над вооруженными силами, это уже за рижский актерский период. Наконец, орден Трех звезд, за заслуги перед Латвией… И все потом спрашивают – и все это её?! А я сначала, когда ставивший «Сашку» Игорь Коняев сказал мне надеть свои медали и ордена, удивилась: «Как, на сцене же, в спектакле, должны быть просто муляжи!». Он так на меня посмотрел и говорит: «А вы попытайтесь в своих». И знаете, это совсем другое ощущение и настроение.

Я уже многое забываю, а вспоминается иногда бог знает что. Сегодня полночи пела военные песни, времен Гражданской! И про Буденного, и про Ворошилова, и про Лазо… В «Сашке», я на сцену выхожу: «От Сулеймана вам привет!». Это режиссер попросил что-нибудь вспомнить из 30-х и я начала: «От Сулеймана вам привет, Страна цветет для вас, ребята, В стране для вас встает рассвет, Для ваших умных глаз, ребята». Стихи дагестанского народного поэта Сулеймана Стальского. Потом песню спела, немножечко хулиганскую (с ней по вагонам ходили, а детский ум все впитывает). И Коняев стал все это как-то в атмосферу спектакля включать.

– Театр же задолго до премьеры просил всех приносить вещи времен войны?

– Да-да-да, и я тоже многое отнесла.

– Вот заслуги ваши перед Латвией отмечены орденом Трех звезд. А обнародованном списке ваших театральных ролей я нашла лишь одну вашу давнюю работу в латышской классике – Бебене в спектакле «Дни портных в Силмачах». Были и другие?

-Первая роль у меня в латышской классике была 50-е, в спектакле «В какую гавань?» по Арвиду Григулису. (В нашем театре тогда знаменитая Дзидра Ритенберг работала!) Я играла молодую соседочку, а еще за кулисами пела латышские песни, на латышском. И все вахтеры поднимались наверх и слушали.

Меня вообще-то удивляет, что я до сих пор на ногах. Что до сих пор в театре. Вот что значит – ни одной пакости не сделала, ни хамства не допустила – ничего! До сих пор прихожу, как в дом родной. И это меня поддерживает.

– Но теленовости, наверное, стараетесь не смотреть?

– Нет, смотрю, и имею на все собственное мнение. Иногда не вытерплю, встаю и ухожу. В страшном сне все это не приснится! Вспоминаются мне звуки метронома, в блокаду, по радио… А вот ночью приходят разные мысли, еще и сама с собой спорю, но о чем – не скажу! (Смеется. Перебирает старые фотографии.) Вот смотрите, что на обороте написано: Людмила, 1948. Это я дома, мне 21 годочек. А тут мой сынуля, Дмитрий, во времена службы во флоте. И мой десятилетний правнук Даниэль, который живет с папой и мамой, моей внучкой, в Германии, где внучка вышла замуж. По-русски мальчик говорит, и как-то заявил мне по телефону: «Бабушка, я плохо знаю, а ты совсем плохо знаешь немецкий». (Смеется.) Недавно они побывали у нас, во время школьных каникул. Там еще и второй мой правнук, которому год и два месяца! Так что я одно говорю: немцы нас гнобили в блокадном Ленинграде, а нынче у меня родственники в Германии! И правнук лопочет по–немецки.

– Где-то читала, что у родителей вашей мамы было 12 детей?

– Нет, 14! Восемь ребят и пять девчонок. Одна сестра умерла рано. Все сыновья – мои дядья – ушли на фронт, шестеро погибли, осталось только двое.

А мы в блокаду жили так. Сестры Римма, которая старше меня на четыре года, должна была попасть в армию, у нее даже винтовка стояла у станка на Кировском заводе, где она проверяла снаряды в ОТК. Но она сломала ногу. Нина (я на три года младше нее) на хлапчато-бумажной фабрике имени 1-го Мая шила ватники для солдат. А еще была девочка Ольга. Ее до войны привез друг отца, чтобы она окончила здесь школу.

Отец мой, работая на Кировском заводе старшим мастером чугунно-литейного цеха, в 43 года, когда началась война, пошел добровольцем в дивизию завода!

Когда он заскочил в июне домой, у него оружия было – гранта (я даже в руке ее держала) и пистолет. 30 сентября (в именины – Вера, Надежда, Любовь) он уже получил шесть ранений в правую руку. И встретились мы с ним уже 9 октября в ленинградском госпитале. Ходили к нему туда через Неву. Уже начался голод, так соседи-раненые обязательно оставляли у него на тумбочке что-нибудь съестное: «для ваших девочек»…

А паек на пять человек в нашей семье получался такой – 875 граммов хлеба…. Буханку резали пополам, на утро и вечер. Потом шла солдатская дележка: кому? – Людмиле, – кому? – Нине…Каждой по кусочку. Только благодаря тому, что мы отоваривали все карточки вместе, кое-как удавалось выжить. И делали тюрю: воду посолить, хлебца покрошить, поперчить… Помните классику? «Кушай тюрю, Яша, молочка-то нет»…

– А есть ли у вас теперь родственники, помимо сына, его детей и внуков?

– Двое племяшек, в Ленинграде и в Тамбове. Вот и всё. Я теперь осталась самой старшей в семье, и по маминой линии Конаваликовых, и по папиной Сосиных – тоже.

Ой, а какая у меня мама-то, я вам покажу фото! Читайте: «Любовь Конавалинкова, дочь унтер-офицера»… Дед мой был начальником станции Инжавино Тамбовской губернии. И это мама запечатлена в годы учебы в гимназии, пять классов которой окончила еще до революции, и все пять лет ездила туда, из Инжавино на Тамбов. Как еще жива фотография!

Мне в июне стукнет 88, на этом остановлюсь, а там видно будет. Но до 90 еще попробую дотянуть.

– Почему бы и нет? Вот ваш земляк Владимир Зельдин отметил 100-летие, а играет вовсю!

– Правильно, мужчина может прожить до ста лет, за ним ухаживали, его кормили-поили и так далее. А женщина – только вкалывай. Когда мой Юра вышел в отставку и купил домик на Украине, я туда приезжала и целыми дням и у плиты, и во саду-огороде. Великолепно отдыхала!

– Вы с 1956 года работаете в нашей Русской драме. Застали поколение Бунчук, следующие были Горин, Дзерук… Вас можно причислить к третьему в этом ряду поколением, за вами пришло, наверное, еще три. В Ленинграде вы начинали с амплуа травести, а тут сыграли пару раз мальчиков – и перешли на вполне взрослые роли?

– Если бы я всё это играла! Вот, смотрите, бумажке сто лет. Это было в нашей стенгазете, на какой-то праздник. Подпись к фото: «Голубева у стенда с распределением ролей». С биноклем, в надежде найти себя в списке. Вот так-то.

– И вам удалось сохранить оптимизм, независтливый свой характер?  

– А как иначе! Кому я нужна такая («надевает» уныло-недовольное выражение лица)? Да и сейчас, несмотря ни на какие неприятности и болячки, иду и гуляю. Обязательно сделаю макияжик, оденусь – и хожу полтора-два часа в парке у дома. Мне говорят: «Вы бы присели!». А я отвечаю, что присесть могу и дома.

– Где-то вы недавно сказали, что главное, – чтобы телефон не замолкал. Не замолкает?

– Замолкает… Но дети-внуки, конечно, не забывают! С ними только и треплемся. «Мам, блинов не напечешь?». Я говорю – напеку. У них плита какая-то непонятная, а у меня простая газовая. Плюс у меня сковородки-то стародавние! Одна чугунная, которую у меня просят, продать. Она приехала со мной 1991 году аж из Хабаровска. Это был наш последний шефский концерт в вооруженных силах (в рамках гастролей театра: Хабаровск, Владивосток, Иркутск). На островах, у пограничников. И в свои 64 я полезла там на вышку, чтобы посмотреть-то на Китай! Спускаться было страшно. (Смеется.)

– Такая огромная жизнь – какие-то правила для себя вывели?

– Никаких! Но повторяю – подлости не сделаю. Шушукаться не умею. И разглагольствовать. Я шесть лет была председателем месткома. И сразу прямо сказала на худсовете, что работы актеров не буду оценивать, это не мое дело. На меня так дико посмотрели, но ничего, поняли.