Алина фаркаш бывший муж
Мне кажется, что я сейчас вступаю на очень хрупкую почву – собираюсь открыть тайну, которую знает или ощущает большинство моих еврейских друзей, но о которой очень редко говорят вслух.
Дело в том, что еврейские мальчики не особенно любят еврейских девочек. В самом грубом физиологическом смысле. И это абсолютно взаимно.
Я слышала миллион историй от своих нееврейских подруг о том, что «евреи –это мой рок, я всегда влюбляюсь только в евреев, есть в них что-то такое особенное!» И встречала много обратных историй, когда еврейский парень или девушка, вроде бы, изо всех сил старающиеся найти «правильную» еврейскую невесту или жениха, раз за разом влюбляются в кого угодно, кроме евреев. Или противоположный формально, но очень близкий по смыслу вариант: первый муж или жена у человека – еврейские, чтобы порадовать родителей, а после развода –подряд пять нееврейских жен.
Удивительная ситуация, особенно, если вспомнить, что именно еврейские семьи традиционно считаются очень крепкими и дружными, построенными на взаимном уважении, партнерстве и поддержке.
Кстати, про партнерство и поддержку – это абсолютная правда в большинстве случаев.
И про секс – увы, тоже.
Один мой приятель, красивый тридцатилетний холостяк, умница, блондин и бизнесмен, объясняет: «Секс с еврейкой – это всегда немножко инцест. Она совсем такая же, как и я. Я не могу проявить с ней свое животное начало, необходимое для хорошего секса. И она со мной – тоже не может».
Эта близость, эта похожесть, это отсутствие разности, эти нежные еврейские дети, продукт близкородственных браков из европейских местечек –они осточертели друг другу еще до рождения, еще сто лет назад, когда их общий дедушка сватался к их общей бабушке.
У нас всех похожее воспитание и похожие родственники, которые раз за разом рассказывали нам про «хорошего еврейского мальчика». И мы росли вместе с этими мальчиками, дружили с ними и даже догадывались, что не настолько они хорошие, как казалось нашим бабушкам. И уж точно не настолько, как кажется нашим нееврейским подругам.
Впрочем, они тоже не отстают: кто там говорил, что еврейская женщина проезжает по мужчине, как танк? Многим, конечно, нравится: изменения нередко происходят в самую положительную для героя сторону. Но факт отрицать нельзя. Мы всё про них, наших мальчиков, знаем, а они всё знают про нас, в том числе и про наш танк в кустах.
Моя подруга-нееврейка, вышедшая замуж за израильтянина, звонит мне и рассказывает восторженное: «Представляешь, я сейчас не работаю, только учусь в ульпане и всё! Но когда муж приходит с работы, я могу ему сказать, что не успела приготовить ужин, а он мне отвечает, что ничего страшного, закажем пиццу!»
И я какое-то время даже затрудняюсь с ответом, потому что мне не совсем понятно, в чем соль и восторг этой истории. И почему муж сам не приготовил еду, если жена сегодня устала и не в настроении?
Потом до меня доходит, что подруга считает ежедневное приготовление ужинов своей священной обязанностью. И от этого считывает поведение своего мужа, заказывающего пиццу вместо того, чтобы требовать от жены ужина, как невероятно благородное. После чего я начинаю немножко понимать тех еврейских мужчин, которые женятся на нееврейских женщинах.
Примерно то же происходит и с нееврейскими мужчинами. Они часто немножко восторженнее наших. Они всегда чуточку с придыханием относятся к еврейской девушке. В их головах бродят фантазии о том, чему нас учили в семье. Чему-то наверняка особенному, еврейскому. Скромному и семейному. Мне даже кажется, что у них зачастую есть глубинная и стойкая тоска по тому самому танку, который пройдется по тебе и полностью изменит будущее. Еще меня часто спрашивали: «Наверняка у тебя с папой очень близкие отношения? Еврейские отцы всегда обожают своих дочек!»
…Ну, отчасти да. У нас и правда особенные отношения.
Например, когда я в 12-летнем возрасте прочла одну странную статью в каком-то подростковом журнале, то именно к папе пришла с вопросом: а может ли человек заняться сексом с курицей? И папа, ничуть не удивившись, подробно мне ответил. С чертежами и картинками, а потом так увлекся, что заодно нарисовал, почему это возможно с курицей, но невозможно, например, с кошкой. Папа у меня биохимик и обладатель энциклопедических знаний в самых неожиданных сферах.
И да, я выросла в том доме, где дочка вполне может задать папе такой вопрос. И насколько подобное легко представить себе еврейскому мальчику, настолько этим бывали поражены нееврейские.
Собственно, и с еврейскими друзьями я могла обсуждать всё то же самое – и не было в наших разговорах ничего, кроме игры ума и чистой радости от заковыристой дискуссии. Ни разу мне не пришло в голову целоваться с другом детства, каким бы красавчиком он ни был. Для этого всегда существовали другие мальчики – чужие, незнакомые. Впрочем, и я сама никогда не была объектом мечтаний еврейских мальчиков. Зато мне с ними было комфортно до неприличия и настолько же неэротично.
В моей жизни был один-единственный еврейский мужчина, который был сразу не похож на всех остальных –он и стал моим мужем. Я не знаю, что этому способствовало – четвертинка русской крови или причудливые особенности его генома.
Мы не так давно делали генетические тесты. У меня – стандартный старинный ашкеназский набор, тот самый близкородственный, с которым всех в Израиле автоматом отправляют по врачам перед беременностью. А у моего зеленоглазого белокожего мужа – какой-то редкий генотип, восходящий то ли в сторону бухарских евреев, то ли куда-то к Индии. То есть его предки пришли из далекой и неведомой моим предкам стороны. Он так похож на меня внешне и настолько другой изнутри.
Самое смешное, что всё это – специфические галутные проблемы. Стоит тебе пересечь израильскую границу, как у тебя голова начинает идти кругом от количества секса, разлитого в местном воздухе. От того, как искрятся девушки и какими глазами их провожают мужчины. И главное: всем становится плевать на чужие генетические наборы.
Мне в этом видятся две причины: во-первых, мы перестали делиться на своих и чужих. Я готовила много статей с хорошими сексологами, и все они сходились в одном – для эротики нужна некоторая отстраненность. Слишком, чересчур близкого человека наш организм воспринимает как кровного родственника – со всеми вытекающими, включающими запрет на секс с ним. Но в галуте многие ощущают необходимость держаться вместе, поближе друг к другу, быть одной семьей, где все рядом и все друг про друга всё знают. Это тоже не добавляет огня в отношения.
Зато в Израиле все одновременно свои и при этом – чужие и разные. К тому же тут намешано столько кровей и столько фенотипов, бледные ашкеназские гены разбавлены таким взрывным коктейлем чего угодно, что твой организм забывает о той самой близкородственности, которая дамокловым мечом висит над европейскими евреями. И радуется, ликует, хочет еще троих мальчиков и двух девочек, танцевать, петь, любить всех и свистеть на улице вслед проходящим мужчинам – беленьким, рыжим, черноволосым, лысым и серо-буро-малиновым, таким, каких не бывает нигде, кроме Израиля.
Секс с евреем
Источник
У каждого поколения — свой идеал мужчины: наши прабабушки искали бесстрашных героев, бабушки — взрослых, надежных и сильных мужчин, а наши мамы отвергали мужчин с легким характером и искали «сложную натуру». А кого ищем мы? И главное, кого мы находим? Наша колумнистка Алина Фаркаш рассуждает о том, каких мужчин выбираем мы.
GettyImages
Моя прабабушка родилась в семнадцатом году, девятого мая сорок пятого она потеряла своего мужа, моего прадедушку: он совершенно нелепо и трагически умер в последний день войны. Услышал по радио о победе, снял кобуру с пистолетом и с наслаждением кинул ее об пол. Пистолет выстрелил, дедушку задело, но совсем легонько. Он умер от инфаркта, у него был сложный порок сердца. Он так и не успел узнать, что в тот день у него родился сын. А от прабабушки его смерть скрывали еще несколько месяцев, чтобы у нее молоко не пропало.
Потом она выходила замуж еще три раза, каждый раз по огромной и всепоглощающей любви. Она заканчивалась по‑разному: например, один муж оказался альфонсом и однажды сбежал, прихватив все деньги и чудом уцелевшее после войны старинное кольцо, зато другой до самой своей смерти преклонялся перед бабушкой и обожествлял ее, целовал руки, носил завтраки в постель и одаривал драгоценностями – он занимал довольно высокий пост для того времени и имел возможности.
Прабабушка каждый раз влюблялась навсегда и как в последний раз: она была очень страстной натурой.
Зато моя бабушка была барышней здравой и разумной: она вышла замуж один раз за своего первого и единственного мужчину. Дедушка был старше на девять лет, тогда это казалось очень большой разницей, он в свои двадцать восемь уже был профессором, гроссмейстером, заместителем главного инженера большого завода – и умирал от любви к бабушке. Я помню, как он на любой мой рассказ о какой-нибудь красивой подружке спрашивал: «Красивая? На бабушку похожа?» Или, с хитрым прищуром, будто подловил: «Вот, ты говорила, что она красавица! А я ее видел: она высокая и блондинка!» Понятно, что красавицей могла быть только и исключительно крошечная брюнетка, какой была бабушка.
Мама жила страстями, как ее бабушка. Это было в принципе свойство ее поколения: героем романа становился Гога, он же Гоша, он же Жора – несмотря на все манипуляции, скандальность, мелочность, истеричность и алкоголизм. Но никак не взрослый, надежный и предсказуемый муж Антонины.
Мне кажется, что эта самая предсказуемость и была недостатком для поколения наших мам. И стала невероятным достоинством в нашем.
Немногим из нас повезло иметь действительно взрослых родителей. Взрослых не в том смысле, что «шапку надень» или «я не лягу спать, пока ты не придешь с дискотеки», а в умении брать на себя ответственность за события. Признавать ошибки. Извиняться. Держать слово, говорить правду о себе, даже когда она очень неприятная. Говорить о тяжелом, быть открытым и искренним. Быть заботливым, но без намерения когда-либо предъявить счета за эту заботливость.
Такими мамами многим из моих подруг стали наши мужья. Ну и мой в том числе. Большие деньги, карьеры, безумные романтические поступки – это ничто по сравнению с заботой и безусловной любовью, которую могут дать эти мужчины. Любовью и принятием. Я видела много пар, где она – условная «десятка» – потрясающая красавица и умница, она подрабатывала моделью в университете, а потом сделала карьеру в большой четверке. Она вполне могла бы выйти замуж за какого-нибудь миллионера, такие были рядом, и их было немало. Но выбрала ровесника и коллегу, просто потому что он хороший, предсказуемый и любит ее. Он не пропадет на неделю и не уйдет в запой, если ему покажется, что она его обманула. Он подойдет и спокойно поговорит. Словами! И с ним не надо всей этой женской хитрости и женской мудрости: он адекватен, с ним можно разговаривать прямо, совсем как с нормальным человеком. Звучит упоительно, не правда ли?
Мы – поколение, выбравшее хороших и любящих нас мужчин. Из недавних рассказов подруг:
«С ним я впервые узнала, что я красивая, до этого мне всегда говорили, что я должна много учиться и вырасти хорошей хозяйкой: с такой внешностью, как у меня, мне надо будет очень постараться, чтобы кто-нибудь захотел на мне жениться. А ему наплевать на мои кулинарные способности, он сам любит готовить, его больше восхищает то, как я рисую».
И тот же человек: «Он подбил меня пойти получать второе высшее художественное образование; я всегда мечтала, но в моей семье рисование считалось никому не нужным хобби. А он сидел вечерами и по субботам с нашим младенцем, чтобы я могла учиться. А потом еще несколько лет содержал начинающего художника, а сейчас, когда у меня уже персональные выставки и некоторый успех, нет никого, кто гордился бы мной больше». Или вот: «Когда умерла моя мама, все родственники вели себя как безумные, все перессорились, каждый что-то от меня требовал, и только он меня поддержал, гладил по голове, когда я плакала ночами, взял за руку и отвел к врачу, чтобы тот мне выписал антидепрессанты. Никому больше в голову не пришло, что я могу тоже нуждаться в поддержке: бабушка, папа, брат, обе мамины сестры – все приходили ко мне жаловаться и плакать, просить утешения, никто не спросил, как я себя чувствую». Серьезный топ-менеджер рассказывает:
«Когда я надела брекеты – в тридцать пять лет! – он купил мне сто воздушных шариков и заполнил ими всю квартиру. На каждом написал: «Я тобой горжусь». Или: «Ты смелый герой».
Он знал, как тяжело мне было решиться их надеть». Или фитнес-тренер: «Когда после родов я поправилась на тридцать пять килограммов, он вообще не моргнул глазом, и казалось, будто он вообще этого не замечает. Все так же при любом удобном случае обнимал, тискал, называл своей маленькой девочкой, не мог пройти мимо, чтобы не дотронуться, хотя я знаю, что ему всегда нравились худенькие… А главное, когда я наконец похудела и даже накачала себе пресс, которого у меня не было и в двадцать лет – он снова ни слова не сказал. Никаких: ну, наконец-то! Или: вот, теперь ты красивая! И я поняла, что он будет любить меня вообще любую: худую, толстую, красивую, некрасивую, больную, здоровую!»
В моем детстве родители срывали с меня одеяло и включали весь свет в комнате, чтобы «помочь мне проснуться» перед садом или школой. Муж греет на батарее одежду нашей дочки, чтобы ей было приятно с утра одеться в тепленькое. Я подозреваю, что ей не придется искать папу в своих будущих мужчинах. Я не знаю, кого она выберет и кого выберут все эти маленькие папины девочки, залюбленные с рождения. Подозреваю, что какого-нибудь романтического мерзавца с гитарой. Или на чем еще будут играть все эти залюбленные маленькие мальчики, которые растут рядом.
Загрузка статьи…
Источник
Столкнулся
в Сети с интересной историей, а главное
– реакцией на эту историю, ну и подумал,
что это всё достойно обсуждения.
Итак. Есть такая журналистка Алина
Фаркаш. Алина пишет статьи в
разнообразные журналы, ведет свой блог
в “ЖЖ”, где у нее не один десяток тысяч
подписчиков, также активно пишет в свой
Facebook, где у неё более тридцати пяти
тысяч подписчиков.
Алина с мужем и двумя маленькими
детьми жила в Москве, а потом в какой-то
момент они всей семьёй переехали в
Израиль. Ну, знаете, когда у тебя есть
маленькие дети, а ты смотришь на то, что
происходит в стране, – понимаешь, что
если сам еще ну как-то сдюжишь, доживешь,
то вот детей откровенно жалко. Они
этого не заслужили. Тем более что и сама
Алина работала на удалённой работе и
могла жить где угодно, и у её мужа была
удаленная работа.
Собственно, у меня были примерно
такие же соображения, когда я своего
сына увозил в Испанию, но сейчас не
будем отходить от основной нити
разговора.
Алина с семьей поселилась в Израиле,
продолжила писать для различных
изданий и в том числе выпустила целую
серию статей о том, как в этой стране
приживаются новые репатрианты, к числу
которой её семья и относится.
Переезд в чужую страну, да еще и с
маленькими детьми – это всегда
серьезный стресс, но Алина не унывала,
старалась адаптироваться к новым
условиям окружения и, как обычно,
писала в блоге обо всем, что у них там
происходит.
В какой-то момент у них в семье
случилось то, что в английском языке
называется “shit happens”, то есть “жопа
стряслась”. Алина об этом подробно написала
в посте (все эти посты – открытые,
поэтому я на них и ссылаюсь): при снятии
большой суммы денег банкомат деньги со
счета снял, а их не выдал (такое изредка
случается), одновременно возникли
проблемы с переводом денег из
российского банка, пришлось потратить
крупную сумму, одновременно приходит
куча счетов, при неоплате которых банк и
полностью закрывает кредитный лимит,
и еще начисляет штрафы – в общем, бывает,
дело житейское, тем более что когда где-нибудь
стрясается какая-то жопа, то просто по
теории подлости эта жопа начинает
цепочкой стрясаться и в других местах.
Ну и в довершение ко всему у Алины в
результате чисто бытовых
обстоятельств помер её макбук –
основной рабочий инструмент. Муж ей
нашел какой-то старый ноутбук на Windows,
но пользователю, привыкшему к OS X,
переходить на Windows – это все равно как
менять английский интерфейс на
китайский: ничего не понятно, все жутко
неудобно, верните мне обратно мой
макбук, ну плиз, плиз, плиз! (Кстати
говоря, совершенно аналогичная история
случается с пользователями Windows,
которые по тем или иным причинам
вынуждены перелезать на OS X, но это тоже
тема отдельного разговора.)
Алина рассказывает об этих проблемах
в блоге и говорит, что не знает, как
дальше поступить: и с деньгами временно
полный швах, и она лишилась основного
рабочего инструмента.
Её читатели в комментариях
предлагают самые разнообразные пути
решения, а потом появляется мысль о том,
что Алине надо просто объявить сбор
средств на новый макбук: читателей у
нее много, они к ней приходят много лет,
если кто-то из них сможет пожертвовать
на компьютер скромную сумму – кто его
знает, может, необходимая сумма и
наберется.
Алине не особенно хочется это делать (хотя,
казалось бы, какие проблемы: кто не
хочет или не может – не переводит), а
кроме того, она объясняет, что если уж и
брать новый макбук, то хороший, мощный,
с запасом на будущее, чтобы его не
пришлось через год-два менять. Ну вот и
публикуй счет, говорят ей читатели, там
и будет видно.
Алина публикует счет, а потом не верит
своим глазам: необходимая сумма (в
общем и целом немаленькая, потому что
макбук стоит недешево, однако в
масштабах нескольких десятков тысяч
подписчиков – довольно скромная)
набирается буквально за полдня. После
этого Алина убирает реквизиты счета из
поста (деньги все-таки собираются под
конкретную целевую задачу – макбук),
пишет прочувствованное письмо своим
читателям, ну и, казалось бы, хеппи-энд,
все расчувствовались, все довольны. И
заметку Алины об этой истории
опубликовали в “Космополитэне” – “Угостить автора макбуком: Алина Фаркаш о просьбах в Сети”.
Но на самом деле на этом история не
заканчивалась, а только начиналась.
Потому что с того же дня, когда Алина
опубликовала пост с реквизитами, по
Сети понеслась здоровенная и очень
мутная волна из серии: “Да как она
посмела!”
Вроде бы, если подумать, все это
касается только Алины и её читателей.
Никто никого не заставлял, на что
собираются деньги – было рассказано
предельно честно, реквизиты счета были
убраны, как только требуемая сумма была
собрана. В чём проблема-то?
Но в сети быстро объяснили, в чём
проблема. Причем в 90 процентах больше
всего бушевали милые дамы – ну, знаете,
обычная такая “женская солидарность”.
Что говорили дамы? Во-первых, деньги
можно собирать, только если случилось
какое-то несчастье. Только так, никак не
иначе – они, дамы, так решили, точка. Если
у тебя не случилось никакого несчастья
– не проблема, собирай деньги для
голодающих детей Африки.
Во-вторых, посты с такими просьбами –
чистое попрошайничество, это ужасно
стыдно и унизительно, Алина должна быть
заклеймена позором. И странная штука –
вроде это Алина опубликовала такой
мерзкий пост, а им, дамам, ужасно стыдно
и горько, что они аж кющать не могут и,
когда делали маникюр, чуть не
перерезали себе палец.
В-третьих, особую ненависть у милых
дам вызвал даже не сам факт сбора денег
на ноутбук, а то, что Алине, видите ли, не
подошел ноут с Windows и она собирала
деньги на макбук. На макбук, сучка,
собирала, фря такая, возмущались милые
дамы, причем не просто на макбук, а на
крутой макбук. За это убивать надо,
считали некоторые из этих милых дам, – и
уже готовы были истыкать Алину
пилочкой для ногтей.
В-четвёртых, многие дамы были
озабочены тем, что теперь если Алине
вдруг потребуются деньги, например, на
решение медицинских проблем, то фиг их
ей кто переведёт. В этих заявлениях
логика и не ночевала, но таких
заявлений я тоже видел немало.
Определенный контингент из этих,
безусловно, интеллигентных и
замечательных в чём-то женщин не
удержался от милых “шуточек” из
серии “не насосала, а подарили”,
что, конечно, очень ярко
характеризовало их собственные
мыслительные способности.
В общем, вой там стоял до небес. Причем,
разумеется, выли вовсе не те, кто
переводили деньги. А те, кого эта
история вообще не касалась ни разу.
Но оно всегда так и происходит. Я
много раз встречал посты из серии “Этот
Навальный опять охамел, снова деньги
собирает” от людей, которые
Навальному никогда в жизни ни копейки
не перевели. Казалось бы, тебя-то с чего
это волнует? И тем не менее.
Нет, вы только не подумайте, что я
отказываю всем этим прекрасным людям в
праве высказывать свое мнение по
поводу каких-то событий, – вовсе нет. Я
просто хочу объяснить, как все эти
крики-вопли выглядят со стороны.
А со стороны все было просто и понятно.
Одну часть милых дам, среди которых
были всякие блогерши, под корень
сразила мысль: “А чо, так можно было? А
почему я этим не воспользовалась?!!”
И они быстро поведали миру чудесные
истории о том, как у них ломались
фотоаппараты, автомобили, швейные
машинки, телевизоры и стиралки, но они,
как честные девушки, никогда не
обращались к своим читателям за
помощью, потому что они – честные
девушки, а Алина – беспринципная
негодяйка.
Некоторые из этих блогерш даже
называли конкретные суммы стоимости
починки фотоаппарата, автомобиля,
швейной машинки или стиралки – в
надежде, что кто-то из их читателей
предложит опубликовать счет, после
чего можно слегка поломаться, но раз
Алине можно, то почему и нам бы нет.
Другая часть милых дам, сопоставив
количество и отзывчивость своих
подписчиков с подписчиками Алины,
возмущались, потому что понимали: если
они объявят сбор средств, то в
действительности вряд ли хоть что-то
получат.
Ну и был еще отдельный контингент
осужданцев – это русские израильтяне.
Но там уже были всякие их местные дела.
Дело в том, что если ты приехал в
Израиль лет двадцать назад, то ты уже
совсем богоизбранный, да и вообще –
коренной. Если ты приехал лет десять
назад, то ты еще не богоизбранный и не
коренной, но уже более-менее
примелькавшийся и имеющий право голоса.
Но если ты, как Алина с семьей, явился в
Израиль пару лет назад, то ты и права
голоса не имеешь. Так, какие-то
понаехавшие. Сиди себе и не высовывайся.
И вот на фоне этой табели о рангах
Алина еще и имела наглость попросить у
читателей помощи в покупке ноутбука, да
еще и эту помощь почти мгновенно
получила.
Ну и среди израильских блогеров
начались конкретные еврейские погромы
– по поводу Алины и её семьи, разумеется.
Читать это было очень познавательно,
хотя и слегка противно, не скрою.
Теперь о моём отношении к подобным
вещам и о том, что такое помощь,
попрошайничество и другие этические и
прочие категории.
В Сети существует несколько видов
монетизации контента, производимого
теми или иными людьми. (Неважно, как они
называются: журналисты, блогеры,
публицисты, писатели или еще как-то. Тут
главное, что все они создают свой
собственный уникальный авторский
контент.)
Первый вид монетизации – реклама. У
автора есть свой авторский проект, на
нем располагаются какие-то
баннероместа, он эти баннероместа
сдает в аренду – конкретным клиентам
или специальным системам вроде Google
Adsense или “Яндекс.Директ”, с этого
получает какие-то деньги. Но такие вещи
нормально работают только в том случае,
если это standalone – то есть отдельный сайт,
принадлежащий автору.
В намного более распространенных
случаях, когда автор ведет свой блог на
каком-нибудь блогхостинге или в
социальной сети, такой вид монетизации
не проходит: просто потому, что
владельцы блогхостинга или социальной
сети не позволят автору устанавливать
свои баннеры.
Тогда у автора остается только два
основных вида монетизации: первый –
делать рекламные посты, то есть
посредством своего посещаемого блога
доносить до читателей рекламную
информацию и получать за это деньги от
рекламодетелей, а второй – просто
объявлять сбор средств на поддержание
проекта.
Является ли такой сбор средств “побирательством”?
Ни разу не является. Является ли такой
сбор средств неэтичным? Да с чего вдруг?
Не хотите – не переводите деньги, никто
не заставляет!
На подобном способе финансирования
существуют и отдельные авторы, и очень
многие крупные проекты – да взять хотя
бы ту же Wikipedia,
которая существует только на
пожертвования. (Лично я считаю, что уж
им-то проще было повесить сверху
небольшой баннерок и не париться, но
они, конечно, сами решают, как им
поддерживать проект.)
Mozilla
существует на пожертвования. Браузер Opera
существует на пожертвования. И таких
проектов – сотни.
Есть целый ряд авторов, чьи проекты
существуют только за счет
пожертвований (поддержки), потому что
этих авторов не будут публиковать ни в
каких официальных изданиях, а хоть что-то
зарабатывать на жизнь они могут только
с помощью своих читателей.
Яркий пример – независимый журналист Аркадий
Бабченко. Он просто в конце некоторых
статей в блоге (далеко не всех) время от
времени публикует свои реквизиты и
напоминает о том, что за счет этих
переводов может существовать его блог.
А на него знаете сколько народу
подписано в Facebook? Более 144 тысяч
человека! Это тираж серьезного СМИ.
Еще один пример – писатель Евгений
Шестаков. 54 тысячи подписчиков в Facebook.
Тоже время от времени публикует
реквизиты для поддержки проекта – это
ему позволяет продолжать работу.
Есть ли в этом что-то плохое? Является
ли это “побирательством”? Да ни
разу! Это нормальная схема
взаимоотношений автор – читатель.
Интернет предоставляет такую
возможность. Раньше автор должен был
сотрудничать с каким-то печатным
изданием или с издательством. Сейчас в
этом нет никакой необходимости: ты
можешь быть совершенно независим, а
деньги зарабатывать с помощью
переводов благодарных читателей. И это
совершенно нормально, этично и
правильно!
Существует также вариант платных
подписок и ограничения доступа, но на
это идут только определенные издания:
отдельным авторам этот принцип не
нравится, равно как и мне.
Причем заметьте, какие бывают
интересные выверты сознания: я знаю
немало людей, которые считают принцип
платной подписки и ограничения доступа
(как, например, у “Дождя”)
– нормальным, правильным и этичным (ну,
собственно, ничего неэтичного в этом,
конечно, нет), а принцип пожертвований
читателей, когда нет никаких
требований конкретных сумм и никаких
ограничений, – позорным и неэтичным. Где
у этих людей логика – я не понимаю.
Что такое “попрошайничество”?
Для меня попрошайничество – это когда
где-то в общественном месте вылезает
некий мутный пряник, который заводит
свою “извенитилюдидобрыямысаминиместные”
и собирает деньги, которые, безусловно,
пойдут криминалу. Вот это – попрошайки.
Поэтому я их всегда посылаю.
А когда в Сети автор просит деньги на
поддержание проекта, которые десятки
тысяч людей читают много лет без
всяких “платных подписок”,
ограничений доступа и прочей ерунды,
назвать это “попрошайничеством” –
как-то за гранью моего понимания.
Есть ли что-то неэтичное в том, что
автор объявляет в блоге сбор средств на
свой основной рабочий инструмент (для
любого автора в Интернете компьютер –
это основной рабочий инструмент) в
ситуации, когда он не может себе
позволить его приобрести? Да ни грамма
там неэтичного! Может ли он собирать
средства не на галимое барахло, на
котором он не сможет работать и которое
развалится через пару месяцев, а на
хороший современный компьютер?
Разумеется, может, на черта ему
собирать средства на какое-то барахло?
И чего вдруг, когда автор объявил
подобный сбор средств, по Сети полетел
такой мутный и часто довольно дурно
пахнущий поток?
У меня объяснение простое. Это
банальные зависть и лицемерие.
Подавляющее большинство стенающих, как
я уже говорил, не являются популярными
авторами. Их читают несколько десятков
человек, и они прекрасно понимают, что у
них этот номер не пройдет. Поэтому
будем осуждать, гневно восклицать, да и
вообще – как она посмела! (Ну и не говоря
уж о том, что подавляющее большинство
возмущающихся исходные посты не читало,
историю эту не знало, а знало только,
что “какая-то там фря попросила у
своих читателей макбук и ей этот макбук
купили”.)
Что бы я сказал, если бы кто-то из моих
любимых авторов – ну, например, Дима
Быков или Дима Губин – объявил о том,
что он лишился своего ноутбука, не
имеет возможности приобрести новый и
вынужден обращаться за помощью к
своим читателям? Я вообще ничего бы не
стал говорить, я бы немедленно перевел
деньги, обрадовавшись тому, что могу
хоть как-то помочь людям, которых я
давно читаю и очень уважаю. Что в этом
вообще плохого? Что в этом неэтичного?
Так что меня все эти стенания по
поводу данной ситуации неприятно
поразили. Нет, у меня нет никаких
иллюзий по поводу определенной части
человечества, но неужели вы сами не
видите, как завистливо, мелко, злобно,
ханжески и лицемерно выглядит то, что
вы несёте в Сети об этой истории?
Upd: А тут и психолингвисты в
комментах в Facebook подтянулись. Столько
интересного о себе узнаёшь. Психолингвисты
в моей статье узнали “любимую руку брата коли”. Какая прелесть!
***
Источник