Анастасия урнова телеведущая фото

Всего за шесть лет Анна Урнова успела поработать в команде двух вице-мэров Москвы и в департаменте Сергея Капкова, сделав успешную карьеру чиновницы, бросить ее и начать все сначала, возглавив в 29 лет офис крупной международной компании в Нью-Йорке.

«Здравствуйте! Меня зовут Ольга Юрьевна Голодец, я вице-мэр Москвы, и мне вас рекомендовали», — с этого звонка для 23-летней Анны Урновой в 2012 году началась карьера чиновницы в московском правительстве. Хотя это совсем не входило в ее планы: окончив факультет права Высшей школы экономики, Урнова устроилась на работу в Ernst&Young, потом перешла в другую международную корпорацию и уже думала о магистратуре за рубежом.

Голодец ее рекомендовал друг Анны, бизнесмен, знакомый с вице-мэром еще по работе в «Норникеле». «Я пришла на собеседование, видно было, что Голодец — очень жесткая женщина, но хочет что-то менять», — рассказывает Урнова.

Урнова вспоминает: один известный режиссер очень хотел поставить в Москве памятник, быстро прошел все круги согласования и на стол к Печатникову лег «дикий совершенно макет», который тот из уважения к режиссеру быстро утвердил. «Я пришла к Печатникову, трясусь, говорю: можете меня прямо сейчас уволить, но я выйду на то место, где эта достопримечательность будет стоять, с плакатом «Здесь будет установлено говно». В итоге ей удалось убедить и Печатникова, и режиссера, что макет памятника стоит переделать.

Что больше всего не нравилось. «На госслужбе есть протокол. Для меня самое дебильное в нем — рассадка: у каждого на совещании должно быть место, на котором он должен сидеть. При этом многие из тех, кто реально работает над проектом, сидят не за столом с начальством, а по стеночке, и в такой конфигурации у них просто нет возможности что-то сказать».

На работу к выходцу из команды Романа Абрамовича — главе департамента культуры Москвы Сергею Капкову Анна попала случайно. В парке Северное Тушино стояла настоящая подлодка. Ее сняли с военного учета и сделали музеем, но про нее мало кто знал, к тому же лодка ужасно коротила и с документами был полный кошмар.

На одном из этапов бесчисленных согласований перезапуска этого проекта она столкнулась с Капковым. В 2012 году Урнова стала главой его аппарата. «Пешеходные зоны, парки, указатели на английском, понятные сервисы, — перечисляет она всем известные достижения «капковской» Москвы. — Нам все это правда казалось важным».

«Мне было важно открыть новый музей истории ГУЛАГа. Раньше он сидел в крошечной арочке в Столешниковом переулке, и туда никто не ходил. В учебниках истории об этой теме — три страницы, учителя не умеют об этом рассказывать. Мне было очень важно помочь его открыть, привести деньги. «Русская платина» дала средства на граффити Шаламова, теперь его видно с верхних этажей школы напротив, где сидят старшие классы. А еще мы переназвали остановку трамвая — и теперь она работает как бесплатная реклама музея 365 дней в год, в 25 трамваях ежедневно».

После отставки Капкова в 2015 году в городе продолжили тиражировать старые проекты — вместо того чтобы придумывать новые.

«Пешеходная улица в центре всем понравилась? Отлично! Сделаем такие же в спальных районах вместо дорог, — вспоминает Урнова. — Или вот ярмарки. Все начиналось с концертов уличных театров, их отбирали месяцами». А потом ярмарки решили устраивать круглый год: «У Большого театра — вертеп. Напротив ЦУМа — фестиваль морепродуктов, прямо у входа лежит русалка, которую заглатывает гигантская рыба». Урнова поняла, что пришло время искать новые возможности.

Уезжать было очень страшно, рассказывает Анна: «Легко все бросить, когда тебя все достало, но у меня все было хорошо».

Семья Урновой всегда много путешествовала — отец, у которого был свой бизнес в сфере образования, уехал в Израиль, дядя — в Америку, дед — советский дипломат Андрей Урнов — часто звонит ей по скайпу: «Аня, а ты знаешь это слово? И называет какой-то особый вид вожделения на английском. Я говорю: «Дедушка, это слово Шекспир использовал, так уже не говорят». А он: «Вот, Аня, не знаешь ты английский!»

В 2016 году Урнова начала учиться в Джорджтаунском университете в Вашингтоне. «В США я начала считать каждую копейку. Часто шла три километра пешком, чтобы не платить $1,5 за автобус. Раз я эти полтора доллара сегодня не заработаю, значит, это лишние издержки».

Сложнее всего, «когда едешь учиться взрослым и сам платишь за обучение, понимать, зачем оно тебе — чтобы не заплатить за золотой унитаз без ручки», говорит Урнова. В Джорджтауне она училась на программе «культура, коммуникации и технологии», ее интересовала монетизация культуры: какой вклад креативная экономика может привнести в ВВП. «Но главное — там нас учили быть междисциплинарными. Занимаясь маркетингом, надо понимать в кодинге. Надо уметь быть и рисерчером, и бизнесменом. Обучить этому всему, конечно, нельзя, но они пытаются. Не будешь междисциплинарным — не сможешь конкурировать на рынке».

После окончания магистратуры Урнова решила остаться поработать в США — учебная виза F1 позволяет устраиваться на практику. «Надо начать с нуля: выйти хоть на какую-то работу, чтобы обеспечить минимальный доход, а дальше искать что-то интересное», — решила она.

Рассылку резюме Урнова в итоге решила сменить на нетворкинг, каждый день назначая встречи с разными людьми. «Хочешь найти работу в новой сфере — промотай 20 последних контактов в телефоне, они и так тебя знают, — советует Анна. — Встречайся с дальними знакомыми, знакомыми знакомых, иначе застрянешь в узком круге».

«Университет — стартовая площадка для нетворкинга. Во-первых, большинство профессоров — практикующие бизнесмены. Во-вторых, вуз дает доступ к бывшим студентам — во многом поэтому все так рвутся в Гарвард, Беркли, Йель. Во многих вузах, у меня в том числе, есть специальная онлайн-платформа, где можно найти выпускников. Точно так же можно искать выпускников своего вуза в LinkedIn — я этим активно занималась».

«Сейчас в США популярна женская тема — Women’s empowerment, и я часто писала именно женщинам. Питч был примерно такой: «Привет, мы обе учились в Джорджтауне, ты сейчас возглавляешь направление в такой-то корпорации, а мне так интересно, как ты этого добилась? Как к тебе там относятся?» Дальше просила найти 10–15 минут на кофе — 99% людей соглашались, а уже в разговоре вскользь упоминала, что ищу работу. Ни в коем случае нельзя «заходить» с того, что тебе нужна работа, — это отталкивает. А вот ответить отказом на просьбу рассказать о себе сложно. Это всем приятно».

«Хитрый вариант нетворкинга: приходишь в компанию и говоришь, что делаешь университетское исследование по их направлению (неважно, правда это или нет). В США к такому относятся с энтузиазмом: тебе дадут несколько спикеров, например, начальника отдела и пару-тройку специалистов. Потом это исследование надо действительно написать и поделиться им с компанией — они к этому времени привыкнут, что ты рядом, и будут польщены, что с ними бесплатно поделились результатом работы. Я сама проделала все это для федерации футбола США, и мне даже предложили контракт. Правда, потом США не вышли на Кубок мира, и все сошло на нет».

«Специальные мероприятия для нетворкинга я ненавижу — они кажутся неестественными: все понимают, зачем туда пришли, и разговоры выходят вымученными. Но я знаю людей, для которых это работает».

Из трех полученных в итоге Анной офферов два были связаны с криптовалютами, а один — с IP-телефонией. «Все три оффера я получила по знакомству, — говорит Урнова. — У меня никогда не было прямо хорошей работы, которую я бы нашла по резюме». По рекомендации ее преподавателя из Джорджтауна Урновой предложили возглавить нью-йоркский офис международной компании, которая занимается IP-телефонией.

Компания на рынке уже 10 лет, у нее есть офисы в Европе и Азии, но офис в США существует меньше года. До недавних пор это было крошечное представительство, больше напоминавшее склад. «Мы с ребятами фаундерами созвонились, я рассказала, что умею строить проекты и структуры под ключ, знаю все законы, но на практике в США бизнес никогда не делала. Они ответили: раз ты говоришь, что не готова, значит, ты готова», — смеется Урнова.

«Как руководитель аппарата Капкова я много занималась бэк-офисом: документооборотом, отчетностью, графиками реализации проектов, — рассказывает Урнова. — Это неприятная, не «гламурная» работа, как говорят в США, но ее надо делать, чтобы идеи не оставались только на бумаге. Творческих людей много, а такую работу делать хотят единицы, но без нее ничего не получится. Этот опыт мне очень пригодился, как и умение мгновенно подстраиваться под новые вводные данные».

Сейчас в подчинении у Анны 12 человек, а она сама вот уже полгода читает книги только по IP-телефонии. «Офис в Нью-Йорке — это по сути шоурум, который еще и отвечает за продажи в Северной и Южной Америке. Плюс, пока у нас день, мы обеспечиваем техподдержку на весь мир, а потом переводим все запросы на Австралию, дальше они уходят в Европу и в конце — на Филиппины». Глобальная задача — через несколько лет помочь подвести эту компанию к IPO, к сделке привязан контракт Анны (по его условиям, ей не разрешено разглашать название фирмы и выступать от ее имени в СМИ).

«Очень страшно было в университете остаться без дохода. Я сама много лет зарабатывала, а тут ты резко остаешься без зарплаты. У тебя есть сбережения какие-то, работа на кампусе. Но я не зарабатывала. А когда не зарабатываешь, начинаешь считать каждую копейку».

«В общей сложности мой переезд в США обошелся в $200 тыс. за два года. Большая часть этой суммы — оплата магистратуры. На нее я взяла образовательный кредит — у меня, как у любого иностранца, процент на 6–7 п.п. выше, чем у американца, — около 12%. Плюс у меня не было поручителя и статуса резидента. Я сама себе установила лимит на ежедневные траты — $20. Это мало, учитывая, что Вашингтон — очень дорогой город, кофе стоит около $5».

«После окончания магистратуры у меня все еще не было работы, московские сбережения и присутствие духа таяли. Меня очень выручили друзья: они позволили пожить у них дома под Вашингтоном три месяца и часто не брали денег за еду, не то что за жилье. Мне кажется, такая поддержка присутствует во многих историях успеха».

«Если откроется новое окно возможностей, можно будет вернуться в Россию», — рассуждает Урнова. Но, если ждать этого придется слишком долго, она снова готова попробовать себя в чем-то новом. «Никто не обещает, что, когда ты начнешь с чистого листа, у тебя все будет получаться. Но у Цукерберга Facebook тоже не сразу вышел, так ведь?»

Анастасия Стогней