Биография личная жизнь игоря неведрова
Голубые глаза, пшеничные взъерошенные волосы, слегка ироничная улыбка и лукавый взгляд… Роли щедро сыплются на этого актёра как из рога изобилия. Галерея масок уверенно пополняется с каждым театральным сезоном, а вместе с ней растёт список поклонниц, чьи сердца разбил романтичный Джованни из спектакля «Крылья из пепла» или Мандельштам из одноименной постановки. Игорь Неведров – невероятно плодовитый актёр и режиссёр, который сегодня является одним из ведущих мастеров сцены в загадочном, парадоксальном, фантастическом Театре Романа Виктюка.
Фото: Мария Никифорова
На одном из сайтов в актерской анкете Вы написали: «Артист, любящий своё дело!» За что Вы любите «своё дело», театр?
А разве любят за что-то?.. Любовь – это ведь иррациональное чувство. По крайней мере, я себе это так объясняю. Любовь всегда существует несмотря ни на что, вопреки. Любовь – это отдача без желания получить что-то взамен. Про любовь много сказано, поэтому, что бы я ни сказал, будет звучать банально. До конца объяснить это невозможно, но я мыслю в таком ключе.
На творческом вечере Романа Виктюка, в котором Вы принимали участие, неоднократно повторяли: любовь – это ключевая тема в творчестве Романа Григорьевича. Но ведь любовь в его спектаклях очень разная, балансирующая между жизнью и смертью, в ней нет полутонов. Вы много играете в спектаклях Романа Виктюка, Вам близка его трактовка темы любви?
Хороший вопрос… Даже если бы я думал, что абсолютно понимаю Романа Виктюка, это было бы большим заблуждением! Все мы существа колоссально разные, абсолютно разные планеты, а Роман Виктюк – это далёкая Галактика, откуда нам приходят сигналы. И мы пробуем их услышать, но не всегда это получается. Поэтому бывает так, что ты играешь десять лет в каком-нибудь спектакле – и вдруг открываются тебе смыслы, которые явно заложены режиссером, а ты их годами не считывал. Можно только стараться расшифровать все то, что доносится из этой удивительной Галактики.
Но учились Вы и начинали свой профессиональный путь в пространстве совсем другой Галактики. А именно – Юрий Петрович Любимов и Театр на Таганке. Чем запомнился Вам этот период жизни?
Я человек из очень простой семьи, которая никакого отношения не имеет к театру. Юрий Петрович просто дал шанс «зелёному существу», ещё ничего не понимающему в искусстве: «Он ничего не умеет, но пусть учится!» И ввел меня с первого курса в свои спектакли. А там дальше уже артисты сказали: «Ну, пусть ходит по сцене. Воспитаем!» Конечно, в тот период я этого не осознавал до конца. Всю ту доброту и тот уникальный посыл, который шёл от этих людей. В подростковом возрасте мы воспринимаем всё как само собой разумеющееся. Теперь, когда я сталкиваюсь с молодыми актёрами, которые, как мне кажется, ничего не ценят, я вспоминаю себя в их возрасте. Десять лет я работал в Театре на Таганке. Есть такой закон «второго учителя»: мы должны уйти от первого, чтобы прийти ко второму… Я не помню, кто его сформулировал, но, видимо, я – яркий пример этого закона.
Удалось сыграть интересные роли в Театре на Таганке?
Со второго курса мне давали хорошие второстепенные роли. Я играл Молчалина в «Горе от ума» и Вальера в «Тартюфе». Конечно, хотелось большего! И здесь птенец должен выпорхнуть! Я всеми силами пытался увидеть мир во всём его многообразии. И, проработав год в штате, написал заявление и стал работать везде, где только можно: в Польском театре в Москве, в антрепризных проектах.
Фото: Мария Никифорова
А было колебание между театром и другой деятельностью?
Да, было – съёмки! Я очень много снимался в сериалах. И это тоже, кстати, сыграло роль в том, что я ушёл из штата Театра на Таганке. Съёмки – это большое искушение: намного больше зарплата, поездки, узнаваемость… Но после нескольких лет я почувствовал пустоту, тупиковость. Я понял, что скольжу по поверхности, а мне хотелось глубин, погружения в поток… С подросткового возраста было желание «занырнуть», сказать хотя бы пару предложений или дать несколько нот со сцены так, чтобы… «из космоса и обратно в космос»! Я долго искал это ощущение полного погружения, и сначала с учениками Романа Григорьевича, а потом с ним самим мне посчастливилось это почувствовать.
То есть колебание в выборе профессии касалось только искусства?
Нет, я поступал в два института. Спасибо родителям, они сказали: «Ну, пусть попробует!» Конечно, у них был внутренний скепсис. Мама потом признавалась, что и не думала, что так все сложится.
Кем вас видела мама?
Я параллельно поступал на программиста. В то время эта сфера только начала развиваться и была очень перспективной. Поступил… Но мне сказали в ГИТИСе принести оригиналы документов. Там оставалось сдать один экзамен – сочинение. Но этот экзамен в театральном ВУЗе актёры сдают легко. Если ты умеешь писать, то ты, скорее всего, пройдёшь. Я пытался договориться, чтобы поменять копии на оригиналы аттестата, мне отказали, и тогда пришлось отдать все документы в ГИТИС. Мама плакала…. И не от счастья.
Фото: Мария Никифорова
Как произошла встреча с Романом Григорьевичем?
Она была многоэтапной. Во-первых, я учился параллельно с его режиссёрским курсом и участвовал в работах его блистательных выпускников – Елены Болдиной и Евгения Лавренчука. Мы показывали отрывки и спектакли Роману Григорьевичу. Потом он меня пригласил на роль Есенина, позвонил мне: «Вот мы делаем спектакль… Приходи!» Там играла Вера Сотникова. Было две репетиции, а потом у меня начались съемки и гастроли с Театром на Таганке. Я взял пьесу и уехал, а Роман Григорьевич выпустил спектакль очень быстро, за два месяца, без меня. Так я лишился этой роли, но подумал: если это мое, оно никуда не денется. И спустя пять лет, когда Дмитрий Малашенко ушёл из театра, меня ввели на роль Есенина.
Вы помните первый спектакль, который Вы посмотрели в Театре Романа Виктюка?
Да, я тогда ещё учился в школе и посмотрел спектакль «Саломея». Страшно подумать, я ведь уже и сыграл в этом спектакле. Одиннадцать лет мы с Дмитрием Бозиным бок о бок трудимся в счастливом партнёрстве, а тогда, в 10 или 11 классе, я пошёл на «Саломею»… ничего не понял, запомнил только танец и то, что все время звучало: «Луна…луна…луна». Потом ходил изображал эту интонацию. Будучи уже в сознательном возрасте, я посмотрел «Эдит Пиаф». Мне очень понравилось, но потрясение было от следующего спектакля – «Последняя любовь Дон Жуана». Там было два откровения: первое – появление Дмитрия Бозина на сцене! Для меня было открытием и шоком: каким образом человек, сказав одно слово, вызывает у меня отклик во всем теле, ту самую пресловутую «мурашку». А второе – появление Анны Подсвировой. Как они потрясающе работали с энергией! И я понял, что мне очень хочется развиваться в этом ключе. Я как раз репетировал с Аней Подсвировой в «Ромео и Джульетте» у Елены Болдиной. Посчастливилось, Роман Григорьевич посмотрел этот спектакль (я играл Меркуцио). Было несколько дней тишины, а потом звонок: «Я тебе предлагаю сыграть Джульетту! Не пугайся… Это будет военизированная морская школа!» Параллельно он меня взял ассистентом режиссёра на спектакль «Сон Гафта» в «Современнике». Вот там я получил такую школу!.. Актёрскую и режиссёрскую.
Фото: Мария Никифорова
Спектакли Романа Григорьевича невероятно яркие… Вы, как актёр, находитесь внутри красивой картинки. С какой живописью Вы бы могли сравнить эти работы?
Последние спектакли тяготеют к экспрессионизму: открытые рты и изломанные позы. Роман Виктюк постоянно опровергает сам себя, всё время даёт неожиданный ход в следующем спектакле. За это я его безумно уважаю. Он может отказаться от, казалось бы, проверенных и надёжных приёмов и сделать спектакль совершенно по-другому. Для примера можно взять «Крылья из пепла» и «Мандельштам». Мы выпускали их один за другим. Ещё репетировали «Крылья из пепла», а Роман Григорьевич уже позвал меня и шепотом начал говорить: «Там такая роль! Пи…ц! Ты будешь играть, но я тебе пока не скажу». И несколько дней меня интриговал. Потом сказал – Мандельштам! И посмотрите – насколько разные эти два спектакля. Конечно, их объединяет то, что они нереалистичны. Совершенно точно можно сказать про Театр Романа Виктюка – то, что он не имеет никакого отношения к реализму. Безусловность, правда – да, но не правдоподобие.
С 2003 года Вы снимаетесь в кино. Сегодня Вам интересен кинематограф?
Я недавно снял дебютный фильм. Называется «Пальто» по произведению Людмилы Петрушевской. Всё так совпало: Роман Виктюк ведь первый в СССР ставил Петрушевскую. В моём фильме снялись замечательные артисты, мои друзья. Я мечтал позвать в фильм и Романа Григорьевича, он долго присматривался, а потом согласился, сыграл в картине дедушку главной героини. Я так радовался, когда это произошло, ведь это моё признание в любви к Роману Григорьевичу. Он всегда говорит, что ему цыганка нагадала быть дирижёром, и в фильме он играет дедушку-дирижёра. Он единственный, кто поддерживает главную героиню. И он там в таком пространстве, которое, как мне кажется, отражает моё понимание творческой личности Романа Виктюка. Потому что при всём внешнем бурлеске есть «келья», в которой он запирается от всего мира и творит… Вот это пространство священного одиночества – самое интересное, на мой взгляд, что есть в творческой индивидуальности Виктюка.
Когда планируется премьера?
Она уже состоялась, это фестивальный фильм. Он выиграл несколько престижных премий. Последний фестиваль прошёл в Ольденбурге (Международный фестиваль независимого кино в Ольденбурге). Я горжусь ужасно! Роман Виктюк сыграл дедушку, Виктор Сухоруков был «голосом» дедушки, который сопровождает главную героиню весь фильм. Сыграли Дмитрий Бозин, Михаил Башкатов, Алёна Хмельницкая, Анна Терехова. Все те, кого я очень люблю. Я им очень благодарен! Ещё полтора года фильм будет ездить по фестивалям, а потом, наверное, он появится в открытом доступе. Тогда мы сделаем премьеру. Может быть, даже в нашем театре. Позовём друзей, всех хороших людей…
Фото: Мария Никифорова
Судя по всему, театр и кино занимает всё Ваше время. Остаётся только успевать, Вы ведь один из ведущих аристов в Театре Романа Виктюка.
В моей жизни есть три основных направления: актёрство, режиссура и преподавание. Я играю от десяти до пятнадцати спектаклей в месяц. В театре у меня очень большие серьёзные роли. При этом, минимум один раз в год выходят мои спектакли в Москве. Вот сейчас, например, идёт семь моих постановок, пять из них здесь, в Театре Романа Виктюка. И преподавание! Я очень люблю преподавать. Уже десять лет преподаю. Много учеников добилось успехов, и я ими очень горжусь. Я учил в Польском театре в Москве, потом в школе Германа Сидакова, на последней «Фабрике звезд» и частным образом. Беру учеников, если чувствую, что мне с ними интересно. Когда ты любишь то, чем занимаешься, это придаёт силы.
Наверное, силы придают и любимые роли. Таких работ накопилось уже много?
Вот сегодня буду играть в своём спектакле «Танго» роль Артура. Эту роль мне подарил сам Роман Григорьевич. Изначально было три исполнителя, потом один слетел с роли, и Роман Григорьевич мне сказал: «Вот, сыграй!» А я когда-то давно играл Артура на польском языке ещё в спектакле Евгения Лавренчука. И вот более десяти лет спустя я снова играю Артура, но теперь уже в своем спектакле…
Почему Ваш герой гибнет? Его светлые, добрые идеи обречены?
Артур – это современный трагический герой. Гамлет ХХI века! Он хочет изменить мир к лучшему. Мало из тех, кто этого хочет, выживает. Он идеалист, у которого перепутались идеальный и реальный мир. Он живёт больше в первом, и этот мир вступает в конфликт с миром реальным. И конечно же, реальность побеждает… Но мы не знаем, как там дальше.
Фото: Мария Никифорова
Вы работаете с очень разнообразным материалом. Романтическая пьеса Мюссе «Любовью не шутят», комедия масок «Венецианка», абсурдистская драма «Танго»… Какой жанр Вам всё же близок?
Поскольку я молодой режиссёр, я пробую всё. Когда беру новую пьесу, я не уверен, что всё сложится. Эта неуверенность даёт драйв. Но пока всё складывается. Спектакли, что я делал, идут с успехом. Это радует! «Записки сумасшедшего» идут в Одесском русском драматическом театре. Я выпускал этот спектакль одновременно с «Венецианкой», в 2016 году. Выпустил очень быстро, и он до сих пор популярен. Главную роль играет великолепный артист Сергей Юрков. Режиссировать мне нравится, и кажется, артистам со мной тоже хорошо.
Все ваши спектакли очень элегантные, стильные, красивые! В чем для Вас кроется секрет «красоты» на сцене?
Мы живём в такой парадигме, в триединстве: истина, добро и красота. Для меня они связаны воедино. Красоту нужно отличать от красивости. Потому что «красивость» – завитушки на пустом месте, это то, что уродует. А красота – это радость нахождения адекватного воплощения истины (смеётся).
Есть пьеса, которая волнует Вас, пленит поставить на сцене?
Да, у меня сейчас есть несколько пьес, о которых я думаю. Из «Маленьких трагедий» я не поставил только одну – «Каменный гость». Все «Маленькие трагедии» безумно интересные. Загадочный и гениальный материал. Во время пандемии мы сняли скринлайф-спектакль «Пир во время чумы». Это оказалось такой матрёшкой: пир во время чумы во время чумы. И «матрёшка» ещё в том, что Пушкин писал пьесу во время эпидемии холеры. То есть для него пьеса была пиром во время чумы, как и для нас теперь. Такая тройная упаковка. Ещё я думаю над пьесой… Нет, не буду пока говорить (смеётся).
Фото: Мария Никифорова
Во время пандемии вечерами вы читали для зрителей книгу…
Джакомо Казанова «История моей жизни». Я подумал, почему бы её не почитать вместе со зрителями нашего театра, которые оказались в такой же ситуации, как и я. И вот я это осуществил.
Всегда удаётся найти «общий язык» с современным зрителем?
Зритель для меня – это собеседник. Если мы с вами смотрим чисто коммерческую историю, то там, наверное, собеседник – это «мешок денег». А когда зритель – настоящий собеседник, то стараешься сосредоточиться на том, что происходит между вами, происходит ли контакт.
И этот контакт происходит на каждом спектакле?
Если он не происходит, то это не наш зритель.
А контакт с критиками для Вас тоже важен? Как Вы реагируете на критику? Читаете ли рецензии?
Мне очень нравится умная критика, но не «умствование»! Когда говорит умное сердце, а не мозги, которые хотят самоутвердиться. Конечно, иногда бывает больно. Как чеховский Тригорин говорил: «Когда хвалят, приятно, а когда бранят, то потом два дня чувствуешь себя не в духе».
Фото: Мария Никифорова
Новый формат, созданный во время пандемии – виртуальный театр, онлайн-спектакли, на Ваш взгляд имеет шанс закрепиться в будущем?
Недавно была онлайн-конференция, посвященная скринлайф-спектаклю «Пир во время чумы»… Признаюсь вам, я считаю, что это не спектакль. Любая история, связанная со съемками, это шаг на территорию медиа, телевидения или кино. Было интересно, насколько театр там может существовать, но стало очевидно, что театр совершенно беспомощен в медиа-пространстве. Во время пандемии я следил за zoom-фестивалями, онлайн-спектаклями. Все это настолько плохо и беспомощно, если некачественно снято! А суть театра не в этом, театр – это общение с глазу на глаз, это вибрация, «мурашка» по спине в самых непредсказуемых моментах. Это то, что идет непосредственно из организма артиста в организм зрителя. И наоборот. Зритель очень сильно влияет своей энергией на то, что происходит на сцене. Театр сейчас приобретает совершенно разные формы. То, что сейчас называется «иммерсивный» театр, делал ещё Анатолий Васильев, двадцать-тридцать лет назад. А сейчас это коммерческие проекты. Театр в темноте, театр за барной стойкой и т.д. Всё это объединяет живое общение. Как только ставим кадр, специальный свет и делаем запись, мы уже в другом мире. Возможно, случится очень скоро, что технология общения между людьми дойдет до того, что мы будем общаться не через экран компьютера, а станем использовать все наши органы чувств. И не отличишь это виртуальное общения от живого. Тогда у виртуального театра появится шанс. Не знаю, когда это произойдет и произойдет ли вообще.
Но тем не менее, Вам не чужды перформансы. Чем они Вам интересны?
У нас в театре я поставил два перформанса – «Буковски» и «Вертинский». Когда люди разгуливают, а мы, артисты, существуем между ними, во всем пространстве. В «Буковски» ещё рок-группа задействована. Я очень люблю экспериментировать с пространством, с формами общения. Мне это нравится!
Чем тогда привлекает абсурдистская драматургия, к которой Вы обратились?
Для меня ключ к Славомиру Мрожеку кроется в его чудаковатости. Если посмотреть на его фотографию, всё сразу понимаешь. Так же и с Петрушевской! Её произведения часто решают в бытовом ключе, и мне кажется, это ужасно. Посмотрите на Людмилу Стефановну, на её шляпу, ну как может мир этого человека быть таким «грязным»?! Славомир Мрожек – чудак! Он моделирует такой же чудаковатый мир, соответствующий его индивидуальности. Этот мир, на мой взгляд, прекрасен!
…И красив?!
Да!.. Красив, потому что он правдив, а не правдоподобен!
Фото: Мария Никифорова
Источник
Вы здесь: Главная / ЛИЧНОСТИ / Театр и Кино / «Любовь – ответ только в этом». Интервью с актёром и режиссёром Игорем Неведровым
«Любовь – ответ только в этом». Интервью с актёром и режиссёром Игорем Неведровым
11.07.2017 / Редакция
26 июля на премьере спектакля «Венецианка» Роман Виктюк, представляя зрителям автора постановки Игоря Неведрова, сказал: «Запомните этот день все». И зрители были совершенно согласны – режиссёр перед ними неординарный.
– Игорь, а как вы восприняли эти слова Романа Григорьевича?
– Очень лестные слова, но предпочитаю не думать об этом. Мне очень повезло с Романом Григорьевичем – это не просто режиссёр, а личность, рядом с которой можно расти и развиваться.
– Профессионально?
– Профессия – это инструмент. Если воспринимать любое занятие, как постижение чего-то глубинного, а не просто, как средство к существованию, то можно нюансами овладевать всю жизнь и находить всё больше и больше интересного.
На фото: Роман Виктюк и Игорь Неведров на премьере «Венецианки»
– Итальянская комедия «Венецианка» – это ваш режиссёрский дебют на сцене Театра Виктюка, где играете уже достаточно давно, но ведь есть и другие постановки. Первая – «Любовь в стакане воды» с выпускниками Школы драмы Германа Сидакова. Почему выбрали «Любовь»?
– Я собрал воедино две совершенно разные пьесы Людмилы Петрушевской и сделал главной темой спектакля тоску по любви. В обеих пьесах у всех героев есть очень болезненная потребность любить и быть любимыми. Думаю, эта тема никогда не потеряет свою актуальность.
На фото: Сцена из спектакля «Венецианка» (реж. Игорь Неведров)
– Вашим мастером на актёрском курсе в ГИТИСе был Юрий Петрович Любимов – один из самых мощнейших режиссёров ХХ века. В те годы мысли о режиссуре вас не посещали?
– Нет. Сегодня слово призвание приобрело негативно-пафосный оттенок. Но если вдуматься, то становится ясно, что это лишь сила, которая заставляет принимать совершенно неожиданные для нас самих решения, запуская процессы совершенно нам не подвластные. Я и актёром не мечтал никогда быть. Меня всегда интересовала музыка. На факультет муыкального театра к Любимову поступил прежде всего из-за тяги к ней, с ней хотел жизнь связать, но Юрий Петрович с первого курса начал брать в спектакли и всё перевернулось.
На фото: Игорь Неведров с актёрами перед началом спектакля «Любовь в стакане воды»
– В то время в ГИТИСе преподавал и Виктюк…
– Мы учились параллельно с его студентами. В одном помещении на разных этажах, даже порой одни и те же аудитории делили. Иногда показывали Роману Григорьевичу отрывки, которые готовили. Конечно, втайне от нашего мастера, хотя они очень хорошо общались, и Юрий Петрович, надо отдать ему должное, не был ревнивым человеком в профессии (конечно, когда это не мешало работе театра.) Он говорил, что работа актёра на стороне делает его лучше, и я с этим согласен.
– Кажется, кто встречается с Виктюком, от него далеко не уходит…
На фото: Сцена из спектакля «Сергей и Айседора» (реж. Роман Виктюк)
– Видимо, да. У Романа Григорьевича блистательные выпускники-режиссёры. Елена Болдина, я считаю, один из лучших педагогов Москвы по актёрскому мастерству. Я участвовал в её спектаклях «Ромео и Джульетта» и «Подщипа» по пьесе Крылова. Второй из учеников Виктюка, с которыми я сотрудничал, Евгений Лавренчук – удивительный, парадоксальный, необычный… На курсе у Романа Григорьевича преподавал тогда уникальный Ефим Борисович Руах, лекции которого изменили мировоззрение многих. И думаю, благодаря этим людям я начал ощущать, что в искусстве есть высокий смысл. Постепенно ученики Виктюка и подвели меня к тому, что Роман Григорьевич пригласил играть у него. Сначала предложил роль Есенина в спектакле «Сергей и Айседора». Я в тот период много снимался, а спектакль выпускался в короткие сроки и роль прошла мимо. Я, конечно, расстроился, но рассудил, что всему своё время. И вот, спустя 5 лет, уже после того как я сыграл в «R & J» у Виктюка, первый исполнитель роли Есенина ушёл с головой в съёмки, а я сделал выбор в пользу театра. И я безумно рад (а я в это верю), что Сергей Александрович Есенин всё-таки решил, что я достоин исполнить эту роль.
– Роман Григорьевич не обделяет вас хорошими ролями, есть любимая?
– Слукавлю, если скажу, что есть. Выход на сцену в каждой из ролей для меня наполнен смыслом потому, что я знаю зачем, почему, что мне интересно, что мне хочется сказать, и это настоящее актёрское счастье.
– А есть в Театре Виктюка люди, у которых вы учитесь?
– В театре сложилась уникальная ситуация. С одной стороны, все объединены мощной энергией самого Романа Григорьевича, а с другой, каждый из артистов старшего поколения – это мощная личность. Ведь Театр на Таганке изначально – это тоже букет личностей вокруг Любимова. Вокруг Виктюка сейчас подобная ситуация – очень серьёзные энергии в этот букет объёдинены. Это очень интересный мир, в котором невозможно не учиться. Вот например, попали в спектакль «Федра» молодые, только окончившие театральное училище актёры, с миром этим не знакомые. Когда приходили на пластические тренинги, было видно, что просто время коротают в ожидании съёмок, что там их магнит. Но к выпуску спектакля произошли колоссальные метаморфозы – хоть роли у них и бессловесные, но откуда этот блеск в глазах?! Они ещё, может, не всё поняли, попав в этот поток, в это сплетение энергий, но преобразились, и сейчас это, если можно так выразиться, молодые планеты вокруг солнца. Так же меняются и студенты Романа Григорьевича от первого курса к четвёртому, у них даже физически лица преображаются.
На фото: Сцена из спектакля «R&J» (реж. Роман Виктюк): Игорь Неведров (Студент II курса) и Станислав Мотырев (Студент III курса)
– А что же случается?
– Любовь. Вы в начале беседы спросили меня про любовь, ответ только в этом. Попадая в такой поток, очищаешься. Любовь и творчество очень сильно взаимосвязаны, это то, что меняет лица, взгляд. Роман Григорьевич – самозабвенно преданный театру творец. Это его образ жизни, а кульминация его жизни – это репетиции и встречи со студентами. Именно поэтому, находясь рядом с ним, люди меняются.
– А током не бьёт от его замечаний на репетициях или его темперамент помогает?
– У разных людей разный темперамент, у него – бурный. Он умеет создавать параллельное пространство. Сегодня на «Федре» произошла удивительная вещь. Я смотрел за тем, как двигался мой Ипполит, как он звучал… Понимаю, что, если бы я шёл от себя, от эго, то у меня сил на такое не хватило бы никогда в жизни. Ноты какие-то запредельные, которые не понимаю, откуда берутся… Это и есть попадание в поток. Но для того, чтобы в него попасть, как и в любви, кстати, надо «я» сделать прозрачным, оно не должно мешать, и тогда пробуждаются силы. В данном случае в «Федре» это силы эпического, мифологического повествования – здесь обладающие сверх силой герои древнегреческого мифа, наследники богов, и, если я начну из собственного «я» это черпать, то либо надорвусь, либо приземлю историю. И, наблюдая за этими выходами энергии сверху, актёрским «третьим» глазом, я удивлялся – откуда это берётся? Отвечая на Ваш вопрос скажу, что весь бурный энергетический поток Виктюка на репетициях направлен на то, чтобы ты перестал лелеять своё эго, а черпал из иного – из вечного. Об этом, если помните, говорил ещё Михаил Чехов – смотрю со стороны и лишь помогаю моему персонажу не причинить партнёрам вред. Сейчас мало кто этим занимается. Роман Григорьевич – один из немногих.
На фото: Сцена из спектакля «Федра» (реж. Роман Виктюк)
– В работе над «Венецианкой» внутри вас Виктюк никак не проявлялся?
– Весь этот спектакль – низкий поклон Роману Григорьевичу от меня, и тайна была в том, что по моей просьбе наш чудесный художник по костюмам Елена Предводителева и художник-постановщик Владимир Боер, каждый в своей работе, сделали реверанс Мастеру. Всё это благодарность ему и радость от того, что он есть.
На фото: Сцена из спектакля «Мастер и Маргарита» (реж. Роман Виктюк): Игорь Неведров (Иван Бездомный) и з.а. РФ Дмитрий Бозин (Воланд)
– Режиссёрскую жилку в вас он заметил?
– Мне всегда – то с одной стороны, то с другой говорили: «У тебя режиссёрские мозги». А Роман Григорьевич взял меня ассистентом в «Современник», где ставил «Сон Гафта, пересказанный Виктюком». И там вымуштровал до такой степени, что первый тост Галины Борисовны Волчек был не за спектакль, а за меня: «У вас такой ассистент, – сказала она Виктюку, – он так вас слышит, так помогает и поддерживает, что я бы хотела такого». И это действительно была отличная школа – настройка мозгов – я знал все мизансцены, все реплики, все актёрские задачи и рассказывал их артистам. И каким! Гафт и Филиппенко! Однажды перед выпуском так получилось – Роман Григорьевич кричит, ругается: «Давай! Давай! Будешь режиссёром!» А я остановился, взбунтовался: «Не буду! Не хочу быть режиссёром!» И тогда Валентин Иосифович Гафт: «Туды ж… А зачем ты тогда здесь?» Все рассмеялись, а мне стало обидно, но это запомнилось. И вдруг прозвучал, что называется, призыв к действию – однажды утром я проснулся и увидел объявление о том, что Школа Сидакова набирает курс. Герман Петрович Сидаков – ученик Петра Наумовича Фоменко, он преподавал у нас в ГИТИСе, и я помнил его, как очень хорошего педагога. Он набирал актёрско-режиссёрский курс, но у режиссёров было запланировано больше часов. И я решил пойти именно туда. Герману Петровичу очень благодарен – отличный педагог и личность мощная. Меня он выпустил как лучшего студента этого курса, а потом предложил поставить спектакль в его Школе. С тех пор «Любовь в стакане воды» живёт. На генеральный прогон я пригласил Виктюка – набрался наглости и пригласил. Он пришёл, сидел в первом ряду, смеялся, потом было страшно, он долго почему-то не выходил из зала – оказалось потом, что он с актёрами моими обнимался – поздравлял их. А потом я зашёл в зал аккуратно и, потупя взор, и спросил: «Ну как?» Он говорит: «Ты что, больной? Очень хорошо». И потом он вышел из зала и произнёс речь минут на сорок – про то, что ставил первый Петрушевскую, но сейчас надо ставить не как в 80-е, когда он это делал, а так, как мы поставили. Это было очень радостно и неожиданно для меня. После этого он предложил мне постановку в своём Театре, причём на большой сцене и это, разумеется, для меня тоже было полной неожиданностью.
А потом на самую первую читку «Венецианки», когда я собрал актёров и сильно переживая, рассказывал им о природе игрового театра, пришёл, как обещал, Роман Григорьевич. Он позвал меня, молча вывел (мы в его кабинете читали пьесу), в руках два пакета – в них всё: футболка, куртка, джинсы, очки, туфли, какой-то браслет. В общем, одел меня с ног до головы во всё фирменное. И во всём этом ввёл меня за руку к актёрам – представляете эту картину? – он в очках, я в очках, вталкивает в кабинет и говорит: «Всё! Режиссёр готов!». И вы понимаете, насколько природа гения опережает ход мысли! Я говорил актёрам, что Роман Григорьевич о природе игрового театра расскажет, а он пришёл и её продемонстрировал – нарядил меня и втолкнул. И, когда мы начали репетировать, он не вмешивался совершенно в процесс, я его с большими усилиями заманивал, чтобы что-то показать, потому что для меня смысл всей этой постановки – не поставить на большой сцене спектакль, а диалог с Мастером.
На фото: Сцена из спектакля «В начале и в конце времён» (реж. Роман Виктюк): з.а. РФ Олег Исаев (баба Фрося), з.а. РФ Людмила Погорелова (Слава), Александр Дзюба (Участковый), Игорь Неведров (Вовик)
– А ваши «Записки сумасшедшего»?
– О! Это удивительная история! В июле Одессе проходил I Международный фестиваль современной режиссуры «Встречи в Одессе», в котором я принял участие. Меньше, чем за 20 дней надо было поставить полноценный спектакль с актёрами Одесского академического русского драматического театра на большой сцене. На самой сцене было всего 5 (!!!) репетиций. Заранее ничего не было известно, ты только приблизительно представляешь себе какое будет пространство. И, в общем-то, если бы не Гоголь, как я считаю, у меня бы ничего не получилось. Кстати, Николай Васильевич как раз в Одессе закончил вторую часть «Мёртвых душ». Там есть и дом, где он жил, и мы ходили туда с актёрами; представьте себе, висит табличка: «Здесь работал и жил великий русский писатель Гоголь», а за забором развалившийся дом и куча мусора… Нам оставалось только поклониться и уйти. А когда в театре искали костюмы – не подходило ни одно, ни второе, ни третье – кто-то сказал: «Были ещё у нас плащи, но они не очень, но пойдемте посмотрим». Мы идём по коридорам – а здание старинное – заходим в какую-то комнату обваленную, с ободранной штукатуркой, пустую, и в этой пустой ободранной комнате висит портрет с искорёженным выражением лица, в пыли весь, прям как у Гоголя портрет, когда герой его в пыли нашёл… И я понимаю, что здесь-то мы эти костюмы и найдём. Так и вышло – нашли 13 плащей. В общем, много удивительного с этой постановкой связано – рассказывать и рассказывать. Я безумно счастлив, что удалось вступить в общение с Гоголем. А спектакль не просто взяли в репертуар, но он открыл нынешний театральный сезон. А сейчас его повезут на гастроли в США и будут катать по всей стране.
На фото: Игорь Неведров с актёрами спектакля «Записки сумасшедшего»
– На очереди «Маленькие трагедии», если не ошибаюсь…
– Да, Школа Сидакова взялась за них. Это материал, который обогатит всех – работаем с большим воодушевлением. Мы с Германом Петровичем давно уже говорили, что можно бы что-то ещё поставить, и вот выдался момент – почему нет?
Беседовала Наталья Косякова
Фото из личного архива Игоря Неведрова
Источник