Бывший муж ирины александровны

1 декабря ушла из жизни президент ГМИИ имени Пушкина легендарная Ирина Антонова. Казалось, что она будет всегда — каждая встреча с ней становилась событием. Например, этот разговор был записан 31 мая 2018 года на дне рождения Пушкинского музея, которому Ирина Александровна отдала всю свою жизнь. Праздник отмечали не в родных стенах, а в одном из павильонов ВДНХ, где проходила международная выставка «Интермузей». В подарок юбилярам привезли огромный белый торт в виде здания ГМИИ. Ирина Александровна поздравила коллег, и мы приступили к беседе. В публикацию вошла лишь ее часть, посвященная музейным проблемам. Другую же, сконцентрированную на личных темах, тогда решили оставить «за кадром». Сегодня пришел ее черед.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Михаил Терещенко

«Не лениться недостаточно»

— Ваши коллеги говорят о вас как о человеке с очень светлой головой.

— (Смеется) Это в каком смысле?

— В смысле, с мозгами — полный порядок.

— Может, у меня и не такая светлая голова, но рассудок я сохранила.

— У вас есть секрет, как прожить долго и не потерять рассудок?

— Жить долго не каждому дано. У меня много приятелей было, с которыми я училась, росла, начинала вместе. И вот казалось, что многие вроде в строю, а обернись — почти никого не осталось. В Америке недавно умер Игорек Каплан. Мне его дочка написала об этом. А еще две знакомые остались здесь в Москве. Но от них в последнее время ничего не слышно.

— Как не сойти с ума и сохранить рассудок?

— Была у меня сотрудница, умница невероятная. Занималась древнерусским и романским искусством. Она много лет преподавала в Строгановке. Я бывала на ее лекциях. Потом пригласила ее вернуться в музей. Мы с ней очень любили ходить в театры. Ну я-то вообще помешана на сцене и на музыке. Мама и папа приучили с детства.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Зураб Джавахадзе

И вот очередная премьера, я достала билеты, зову ее, а она: «Ты знаешь, голова что-то болит. Я не пойду сегодня». Я предлагала даже отвезти и привезти ее на машине. Но она всё равно отказалась. А в другой раз могла сказать, что завтра пойдем точно, а на самом деле никуда она и завтра со мной не пойдет. Потом она вдруг раньше времени вышла на пенсию.

Подруга только имитировала сохранение интереса. Она стала отодвигать себя от того, что некогда очень любила, оставляя себе минимум. Так вот, сымитировать нельзя! А как сохранить интерес к жизни, я не знаю.

— Может, не надо лениться?

— Нет. Не лениться недостаточно. Она была не ленивая. Это что-то другое. Думаю, все-таки с годами в жизнь вмешивается химия. Начинаются какие-то необратимые процессы.

«Сейчас кажется, это такая даль»

— Вы заядлый театрал. Какой из увиденных спектаклей считаете лучшим?

— «Три сестры» во МХАТе. Его я видела еще до войны. Это был великий спектакль! Мне и Галина Волчек подтвердила мою оценку постановки Немировича-Данченко. Я ведь попала на премьеру. Трое суток отмечались в очереди, чтобы достать билет. Это была такая удача.

Помню, после спектакля Немирович-Данченко вышел на сцену. А мы с подружкой спустились в партер с галерки, стоя аплодировали артистам и режиссеру. Он, увидев в зале много молодежи, очень обрадовался. Сказал: «Вы, конечно, знаете, что этот спектакль уже в 1902 году ставил Станиславский. Так вот, мы поставили его заново в расчете на молодых». И показал на нас рукой. «Боже. На меня Немирович посмотрел!» Это было такое счастье (улыбается). Сейчас кажется, это такая даль. Имена — легенды. Но то счастье — незабываемо.

Актрисы Полина Маркелова в роли Ирины, Наталия Медведева в роли Маши и Кристина Пробст в роли Ольги (слева направо) в сцене из спектакля «Три сестры» в МХАТ им. М. Горького Фото: РИА Новости/Сергей Пятаков

— Какие театры вы любите?

— Я могу попасть на все премьеры. А люблю Художественный и Малый. Я из тех зрителей, кто регулярно ходит в театр. А иногда так совпадает, что три приглашения в один день сразу на несколько спектаклей. Я переживаю, что не могу попасть, что пропускаю. Сразу начинаю сама перед собой оправдываться: «Мне бы очень хотелось, но не успела, не смогла». И тогда прошу билет на другой день.

Я не могу сымитировать любовь к театру, потому что мне хочется там быть. Понимаете? Вот и получается, что оставление того, чем раньше жил, в чем находил удовольствие, прибавляет тебе возраста. То же самое и со спортом. Меня муж приучал к стадионам, хотя если был человек антиспортивный, то это — он.

Мы регулярно ходили по стадионам. Смотрели, как американки бегают стометровку, какие у них фигуры, плечи, ноги. Не люди, а газели. Когда Валерий Брумель (советский легкоатлет 1960-х. — «Известия») ставил свой рекорд по прыжкам в высоту, я была на трибуне.

— А каким спортом вы занимались?

— В молодости — на разновысотных брусьях. Летала, делала кульбиты. В Германии у нас в школе был такой товарищ Эрик, он привил любовь к спорту. Еще он меня научил правильно плавать. Я освоила все стили. Эрик говорил моему отцу: «Вашей дочери пойдет спина». Такое выражение. Это значит, что плавая на спине, я могу стать чемпионкой. Ну а потом я приехала в Москву, а тут бассейнов нет. В Берлине в каждом районе был. И постепенно мои перспективы растаяли. Но спорт я очень любила. Понимала хорошо смысл этих секунд, метров, скорости. А папа не понимал. Жалко.

Ирина Антонова на открытии выставки Томаса Гейнсборо в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. 12 декабря 2019 года Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Бедняков

— А зарядку делаете?

— Делаю, но не систематически. Когда немного приспичит, начинаю делать зарядку по утрам. Вот уже лет 17 я летом на три месяца снимаю номер в пансионате в Подмосковье. Там чудные условия, у нас с сыном две комнаты. Я только из-за него туда езжу. Там есть бассейн. В последний раз пошла туда и чувствую, не могу. Не получается. А ведь раньше я профессионально плавала.

— Многие — моложе вас — и вовсе дорогу к бассейну позабыли.

— Я тоже таких знаю. Но мне от этого не лучше и не хуже.

«Вообще я не барахольщица»

— Многие помнят выставку Chanel, которую вы провели в 2007 году. А у вас есть любимый дизайнер?

— Нет. Меня на выбор дизайнеров как-то не хватает. Я вам скажу откровенно, сто лет тому назад я была гораздо полнее (смеется). Как пересекла 90-летний рубеж, стала худеть. И был такой английский магазин Marks & Spencer. Узнала я о нем в Лондоне, и он стал моим любимым. Туда я мало летала, всегда какими-то короткими наездами. Вот, кстати, сейчас прилетела из Лондона. Прочла лекцию и обратно. А когда успевала, заезжала в магазин.

— Почему предпочли эту марку?

— Потому что у них всё очень четко классифицировано, поделено на размеры. Можно даже заказать какую надо юбку или блузку, и всё подойдет непременно (смеется). А то, что она недорогая, меня очень устраивало. Я нашла свой образец стильной спортивно-классической, как говорится, необязательной одежды. А из дорогих — есть фирма, которая шьет для полных женщин.

Фото: Global Look Press/ZUMAPRESS

— А зачем вам одежда для полных? Вы же стройная.

— Как ни странно, у них есть размеры, подходящие и мне. Вообще я не барахольщица. А потом позовут куда-то, я вздохну: «Надо». И пойду в магазин.

— В украшениях вы тоже постоянны.

— Люблю жемчуг. Даже не то что люблю, просто привычка. Ведь чтобы что-то красивое, выразительное найти, нужно время. Поэтому мне нравится украшать наряды брошками. Приколол — и вот ты уже при параде.

— Вы внимательны не только к деталям в гардеробе, но и к прическе. Выйти из дома без укладки — не в ваших правилах. У вас есть личный стилист?

— Есть девушка, которая уже много лет делает мне укладки. Как я говорю, она со мной вместе состарилась. Но начинали мы с ней очень давно. Я хожу к ней в салон. А когда она не может, мальчик подкручивает мне волосы.

«Меня на земле держит только сын»

— Вы самокритичны?

— Да. Не бесконечно, тем не менее. Что-то пропустила или не так сделала, анализирую, ругаю себя. Не могу сказать, что я своей жизнью удовлетворена полностью или даже наполовину. Теперь в силу своего возраста и нехватки времени уже не поправить.

— А вы хотите отпраздновать 100-летний юбилей?

— Задачу непременно отпраздновать 100 лет я перед собой не ставила. Потому что… У меня есть две главные задачи. Их надо решить до 100-летнего юбилея. Вот этим я сейчас и занимаюсь. Это то, чем, очевидно, должен заниматься каждый старый человек с определенного времени. Я начала думать об этом очень поздно.

— Это о чём?

— Что надо успеть сделать и сколько для этого осталось времени. Я отнеслась очень легкомысленно, это очень свойственно мне. У меня нет резкого ощущения перелома в желаниях, в действии, в функционировании. Всё, кажется, так и будет. Не потому что я считаю себя бессмертной. Нет. Просто я действительно не думаю о смерти. Без всякого кокетства. Подруга мне говорит: «Я ночью ложусь, и у меня перед глазами кинолента моей жизни. Неужели ты не думаешь о конце?» — «Ну честное слово, не думаю я о смерти, и всё!» Как хочешь меня пытай.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Михаил Терещенко

— Так, может, в этом и есть ваш секрет долголетия?

— Может быть. Но я смотрю на свои дела, оглядываюсь назад и говорю сама себе: «Ну почему я об этом хотя бы в 90 не подумала?» (смеется). Я серьезно вам говорю. Я начинаю рассуждать, что надо определить, какие дела надо успеть завершить. А то вдруг завтра утром не проснешься, а ты это не успел, то не доделал… Ну как так можно? Я сказала себе: «Определись». И стала определяться.

— Может быть, и план набросали?

— Да, как план на день. Теперь я определилась. Оказалось, у меня очень мало времени. Потому что не всё я решаю сама. О чем-то надо обращаться в инстанции, а на это тоже уходит время.

— Видимо, вы очень радеете за работу?

— У меня два дела. Одно связано с моей личной жизнью. Я абсолютно одна — в том смысле, что у меня никого нет, кроме сына Бориса. Муж умер в 2011 году. Это прискорбно. Мы жили с ним 64 года. Большой срок. Да… А теперь остался только сын. Он у меня — инвалид детства. Это навсегда. И он живет только со мной. Никогда, ни в каких учреждениях не содержался. Не потому что я не хотела его отдавать. Меня поймут люди, у кого есть больные дети. А потому что… Знаете, мне врачи говорили, что ему это ничего не даст. Такое заболевание.

Когда был жив муж — казалось, так и будет всегда. Он ученый, сидит за столом, сын — дома, под присмотром. А я — пожалуйста, работай. Надо — поехала в командировку или на мероприятие. А сейчас всё оборвалось. Я всю неделю работаю, и чтобы в субботу или в воскресенье поехать в театр, надо на время моего отсутствия найти человека. Так-то у меня есть помощница, но и ей надо в выходные отдыхать. И мне надо что-то думать.

Меня волнует дальнейшая судьба сына. В свое время я объездила все государственные учреждения, где содержатся больные люди, и надо вам сказать, это грустная картина.

У нас была одна домработница, Евдокия. Она работала два дня у меня, а остальное время у Рихтеров. И как-то позвонила мне супруга Святослава, Нина Львовна, и говорит, что умерла Евдокия. А у нее сын больной ментально. Его поместили в спецбольницу. Мы решили с Ниной Львовной навестить его спустя какое-то время. Купили вкусного и приехали. Меня напугала та обстановка. Люди, которые окружали мальчика, были со страшными лицами. Мы общались с Лёшей в отдельной комнатке. Но жил он в окружении этих больных. Через две недели звонит мне Нина Львовна: «Ирина Александровна, Алексея убили». Прямо в палате зарезали. Это ужас. Что в голове у больного человека, который вдруг откуда-то достал нож?

Вы понимаете, что я могу думать об этих заведениях? Сейчас появляются новые больницы. И даже неплохие, на первый взгляд. Я их объездила тоже. Но в чем ужас: недолго поработав, они вдруг закрываются. Вроде какое-то заведение понравится, мне обещают, что у них всё хорошо. Но контингент — ужасный. Поэтому, пока могу, я сама ухаживаю за Борисом. Меня на земле держит только сын.