Джеймс хант личная жизнь дети фото

Трудно поверить, что прошла уже четверть века с неожиданной и преждевременной смерти Джеймса Ханта.

Если кого и называть титаном из мира Формулы 1, так Джеймса: он выжил в 70х, в самую опасную эпоху в автогонках, выдержал сложное десятилетие 80х, обрел любовь и начал жить скромной и трезвой жизнью, пока не умер от сердечного приступа в возрасте 45 лет 15 июня 1993 года.

Здесь мы вспомним жизнь Джеймса после гонок, его работу комментатором, его падение в бездну алкоголя и наркотиков, и его последний расцвет. В этом нам помогут выдержки из прекрасно написанной книги Мориса Хэмилтона о Джеймсе Ханте.

«Я никогда не чувствовал, что снова хочу гоняться», – признался Джеймс Хант спустя год после окончания его короткой, но бурной карьеры в Формуле 1. Это было типичное откровение от человека, который был известен тем, что не оборачивался назад. Никогда.

«Как я и сказал, я закончил, чтобы сберечь себя. Я мог так поступить, потому что я был финансово обеспечен, и я хотел продолжать жить, не подвергая себя опасности. Если бы гонки были безопасны, я бы никогда не закончил карьеру. Я был бы счастлив. Но я не хочу спекулировать на эту тему, потому что все равно существует соблазн вернуться».

После того, как Джеймс закончил карьеру, он перебрался на постоянное место жительства в Англию. Он отремонтировал коттеджный дом в лондонском Baron’s Court, а также купил крупное имение, в том числе рабочую ферму, в Бакингемшире. Он продолжал делать рекламную работу для Marlboro, Texaco и Olympus и играть в гольф столько, что стремительно просаживал все свои деньги.

Голос (нового) поколения.

Хант также осуществил то, что могло сделать его узнаваемым в глазах того поколения людей, которое не видело его в гонках. Он взял на себя роль корреспондента на BBC. Джонатан Мартин грамотно определил способность Ханта взаимодействовать с человеком во время интервью, но решение главы спортивного отдела канала не было сразу принято их главным опытным постоянным комментатором.

«Я комментировал гонки один до того момента», – говорит Маррей Уокер. «Когда Джонатан Мартин позвонил мне и сказал, что теперь работать будут два комментатора, один из которых – Джеймс Хант, моя первая реакция была яростной. Я подумал: Да что он, черт возьми, знает про комментаторов? Он гонщик. И вообще, я не люблю Джеймса Ханта.

Я должен был быть объективным и попытаться понять, где могут возникнуть трудности при совместной работе. Я мог сойти за его отца. Мои взгляды на жизнь были диаметрально противоположны его. Я был собранным, прямым, строгим парнем, а рядом был пьющий, курящий любитель женщин и наркотиков, который ассоциировался с грубостью и бунтарством. Должен признать, что я очень беспокоился.

Первый раз мы вместе комментировали Гран-при Монако в 1980-м. Ровно через год после его отставки. И тогда не было никаких комментаторских кабин. Мы сидели на открытом воздухе, напротив выезда с пит-лейна. У нас были раскладные стулья с подставкой и одним телевизором. Между нами и трассой был только барьер Armco. Мне в ухо громко кричал Джонатан Мартин, а его в свою очередь заглушал рев машин всего в нескольких метрах от нас.

Вскоре появился Джеймс, прямо перед стартом гонки, в по щиколотку обрезанных джинсах, без обуви, в футболке и с бутылкой розе в руке. Половиной бутылки – другую он уже выпил. Он сел на стул рядом со мной, облокотил гипс мне на колено, и так мы и работали. Насколько я помню, все прошло гладко. Джеймс был полностью адекватен. Но я считал, что у нас будут непростые взаимоотношения с точки зрения комментаторской работы».

Гипс был результатом инцидента, произошедшего во время отдыха в горах в Вербье, в Швейцарии. Джеймс был гостем спонсируемой Marlboro команды лыжников-акробатов. У них был веселый «обед» вместе, а потом он, особо не раздумывая, присоединился к лыжникам на склоне. В результате порванные связки в левом колене, повреждение, которое требует сложной операции и длительного восстановления.

Снежный ком из разочарования от отсутствия передвижения и сна стал началом конца отношений Джеймса и Джейн Бербек. Отношений, которые они пытались долго строить, тогда дело даже могло дойти до свадьбы. А это, в свою очередь, внесло вклад в увлечение Джеймсом алкоголем и курением, которое повлияло на их жизни. Так же, как и привычка Ханта разбрасываться деньгами. К концу 1981 они расстались хорошими друзьями, насколько это было возможно в их обстоятельствах.

Джеймс купил дом с пятью спальнями в Уимблдоне. Величественное здание 1930-х годов было немного потрепано снаружи; идеально подходит для Джеймса, так же как большой сад. Дом был удобно расположен для его напряженного графика «мероприятий», но так ценимое им холостяцкое существование внезапно прервалось в сентябре 1982 года.

Во время отдыха в Испании, Джеймс встретил Сару Ломакс на вечеринке на пляже. Сара, англичанка, работающая в фирме, занимающейся внутренней отделкой в Вашингтоне, была мгновенно поражена. Чувство было взаимным. Когда они не встречались в Великобритании, Джеймс отправлялся в Вашингтон. К началу 1983 года Сара жила в доме в Уимблдоне. К концу декабря того же года они поженились в родном городе Сары, Уилтшире. Расцвет отношений действительно был таким же быстрым, как и звездным.

В поисках новых талантов.

Однако Хант не просто работал в качестве комментатора. Он также был наставником молодого шведского гонщика Томаса Кайзера. Это заставляло Джеймса бывать на гонках Формулы 3000 в свободные выходные между гонками Формулы 1.

Этот аспект характера Ханта не ускользнул от внимания Джона Хогана из Marlboro: «Когда он ушел в отставку, мы хотели сохранить его в качестве посла бренда. Под этим я имею в виду человека, который придерживается сценария, не вдается в креатив. Стремясь привлечь молодых гонщиков, мы заметили, что у Джеймса была удивительная способность понимать, что происходит на трассе, что на самом деле довольно редко случается. Многие думают, что могут, но это не так. Джеймс понимал происходящее, поэтому он был хорошим комментатором. Он мог видеть кто из молодых гонщиков был действительно хорош, кто мог попасть в Ф1, кто был настоящим талантом.

Когда он этим занимался, он становился своего рода наставником. И, опять же, большинство гонщиков не смогут этого сделать. Они понимают, что происходит, но не могут донести это до юного гонщика.

Джеймс не был сиделкой для них. Он просто подходил к ним, или приходил в гараж, или садился рядом с машиной и говорил: Знаешь, тебе не следует делать так. Было бы лучше, если бы ты сделал вот так. И они его слушали и, если были достаточно умными, брали на вооружение сказанное. Эдди Ирвайн – один из примеров».

На фото – с молодым Аланом МакНишем

Потерянный уик-энд в Дижоне…

Ирвайн соглашается: “Я впервые встретил Джеймса, когда он был консультантом в Marlboro. Я видел гонки в его исполнении, конечно. Я был большим его фанатом. Мне нравился его подход. Джеймс был себе на уме. Когда меня пригласили на тесты в Формулу 3 в 1988, я хотел сначала попробовать Формулу Ford 2000. Но мне предложили Формулу 3, и Джеймс и все остальные сказали, что я должен принять предложение и перейти сразу в Ф3, что для меня было гигантским шагом. Но я это сделал, провел хороший сезон и это привело к переходу в Формулу 3000 в следующем году. Мне посоветовали приехать на последнюю гонку Ф3000 в Дижоне, во Франции, чтобы посмотреть, что это вообще такое. Я не слишком много узнал тогда из-за дурачеств моего наставника, Джеймса Ханта.

Я встретил его в аэропорту Хитроу, в Лондоне. Первым делом он сходил в Duty Free и купил бутылку водки. Когда мы приземлились в Париже, он отлучился, чтобы встретить двух девушек на железнодорожном вокзале. Как выяснилось, поезда TGV были отменены из-за забастовки, и нам надо было сесть в медленный поезд с призывниками морского флота, направлявшимися в Марсель. Нам потребовалось около пяти часов, чтобы попасть в Дижон – к тому моменту водки уже не осталось…

Мы заползли в двери отеля. К счастью, было уже поздно, и люди были по номерам. Мы добрались до номера Джеймса, где он включил Бетховена на полную мощность своего портативного аудио магнитофона, который он всегда носил с собой. Джеймс игнорировал стуки в дверь и стены, пока кто-то с стойки регистрации не пришел и не сказал, что нам нужно прекратить, потому что уже 3 часа ночи. А Джеймс в это время должен был рассказывать мне про гоночные премудрости…

Я спустился на завтрак утром и встретил Волкера Уэйлдера, который ездил за команду Ф3000, которую поддерживали в Marlboro. Волкер сказал: Прошлая ночь была ужасной. Я не спал совсем. Люди в комнате рядом веселились всю ночь. Мне пришлось позвонить на респешн, чтобы это прекратить.

Ох, Волкер, это ужасно -, сказал тогда я. Он узнал, кто были те засранцы, только через 4 года. Мы гонялись в Японии и, однажды, я рассказал ему. Его реакция была запоминающейся. Он сказал: Я знал это! Marlboro хотели избавиться от меня! Они подослали вас ночью, чтобы я не мог выспаться перед гонкой. Он действительно в это верил и не понимал, что это был результат пятичасовой поездки и бутылки водки. Не больше, не меньше.

Но это не показывает того, каким наставником был Джеймс. Он правда понимал, что происходит между машиной и гонщиком, и он мог говорить об этом, а также о других вещах, касающихся управления машиной. Он был внимателен ко мне, и он поучаствовал в моих связях с Marlboro, когда я пришел в Формулу 1″.

Джеймс и его демоны.

Во время поездки в Дижон ни Ирвайн, ни остальная часть мира автогонок не знали о том, какие мысли начали бродить в голове Ханта. Испытывая проблемы с своим браком – не по вине Сары – и вообще жизнью, Хант был в начале нисходящей спирали, которая постепенно привела к депрессии. Широкому кругу знакомых Ханта было бы трудно поверить, и они не подозревали, что Джеймс становился все большим интровертом, все больше и больше времени проводя со своими внутренними демонами. Эти темные периоды отчаяния привели к алкоголю и марихуане, что будет носить временный характер. Он терял себя, что только усиливало внутренние муки. В октябре 1988 года Джеймс и Сара стали жить отдельно. Чуть более года спустя они развелись. Хант достиг дна.

Стремясь что-то предпринять, он пробовал обращаться к разным врачам и психологам. Отчаянная ситуация усугублялась финансовыми трудностями, вызванными обычным судопроизводством после развода, а также, что куда важнее, собственным убытком в районе в 200 000 фунтов стерлингов из-за того, что он был частью инвестиционного синдиката Lloyd’s Name, который внезапно столкнулся с обратной стороной риска.

Будучи прижатым к стенке, Хант начал бороться, как только мог. Так же, как и когда у него был совсем другой, но не менее важный для него кризис, который ударил по нему перед финальными тремя гонками насыщенного сезона 1976 года. Он купил велосипед в рамках попытки вернуться к форме, что также включало попытку отказаться от сигарет (от ежедневного приема 20, а иногда и более 30 в день) и сокращение употребление алкоголя. Перемены были невероятными и заметными.

На фото – Джеймс Хант с своим сыном

«Вначале я понятия не имел, что у него такие проблемы», – говорит Джон Хоган. «Я всегда думал, что он страдает от похмелья, в то время как, на самом деле, он был в депрессии. Это было невероятно, когда вы думали о том, каким он был или каким казался. По мере того, как он стал старше, все стало хуже. Раньше казалось, если он шутил, то это была просто шутка, но, когда он стал старше, вы могли видеть, что за этим есть что-то еще. Он испытывал страшное давление по разным причинам, особенно финансовым. Затем он смог все переломить, используя только силу воли. Было удивительно это видеть со стороны, но не тогда, когда вы знали Джеймса и на что он был способен. У него была огромная сила характера, и именно тогда это действительно окупилось. Он взял под контроль все: выпивку, наркотики, сигареты, даже свои контакты с женщинами. Он был невероятно сконцентрированным, что показывает, насколько все было плохо изначально».

Перелом

«Атака» всегда была излюбленным словом в лексике Ханта, и он использовал его в полной мере, когда он начал работать над тем, чтобы стать представителем средств массовой информации. Писав колонки для британских национальных газет и, конечно же, продолжая быть комментатором, Джеймс стал счастливым членом автоспортивной журналистики. Журналисты, которые оскорбляли его как гонщика, стали наслаждаться его компанией как своей собственной, когда он перестал гоняться. Потому что это был он: имел проблемы с деньгами, наслаждался сплетнями, ценил бесплатное питание – и был влюблен в спорт.

Как обычно, он не скрывал своей критики гонщиков или событий, которые, по его мнению, не соответствовали норме. Для гонщиков, желающих выслушать его, он предоставлял полезные и информативные отзывы. Среди их числа был Айртон Сенна. Как это ни парадоксально, уважение к Ханту у него появилось после того, как Джеймс подверг критике бразильца за его пилотаж, позже понял, что его суждение было ошибочным, разыскал Сенну, чтобы рассказать ему об этом, а затем извинился в эфире. Это была способность Ханта быть абсолютно честным, та человеческая черта, которую очень высоко ценил Сенна.

Джеймс во многом добился выздоровления благодаря своим собственным усилиям, но ему стоит также поблагодарить за это гамбургеры. Или, если быть точным, привлекательную блондинку, которая обслуживала его в ресторане Уимблдона. Хелен Дайсон работала в Hamburger Heaven по выходным, чтобы обеспечить себе финансирование обучения в области изобразительного искусства в Middlesex Polytechnic. Она была младше его на 18 лет и ничего не знала о нем, кроме того, что он казался очаровательным, симпатичным мужчиной. Хелен приняла приглашение на первое свидание. Их отношения быстро расцвели, хотя прошло более двух лет, прежде чем она переехала в дом, в котором Хант создал студию для Хелен, чтобы она практиковалась в своем мастерстве художника. Учитывая состояние, в котором он был незадолго до этого, Джеймс никогда не был счастливее, так как его жизнь продолжала поправляться.

4 октября 1992 года Денни Халм умер от сердечного приступа в момент, когда управлял BMW M3 во время Bathurst 1000 в Австралии. Прошло пять месяцев, прежде чем мемориальная служба чемпиона мира 1967 года могла быть организована. Она состоялась 24 марта в Старой церкви Челси. Джеймс, одетый в спортивный костюм, прибыл на велосипеде с плетеной корзиной спереди. Он вытащил из корзины смятую рубашку и костюм и переоделся прямо на тротуаре. Кода служба закончилась, он проделал то же самое в обратном порядке. Несмотря на то, что в следующие несколько недель автогоночный мир был занят несколькими Гран-При в Европе, образ Джеймса, который ехал на велосипеде на Old Church Street, остался в памяти у многих.

На фото – Джеймс Хант с Микой Хаккиненом

«Ни для кого не секрет, что BBC вели репортажи гонок, которые проходили за пределами Европы, из студии в Лондоне», – говорит Уокер. «А люди были уверены, что мы находимся на трассе. Мы не могли сказать, что нас там не было, потому что, если нас там не было, как мы могли бы прокомментировать эту гонку? Но, в то же время, мы не могли сказать, что мы были там, потому что это была бы ложь. Поэтому мы говорили такие вещи, как: «Я не вижу трека из моей комментаторской позиции», что было совершенно правдиво, потому что мы находились на расстоянии 6000 миль от трассы.

Мы как-то комментировали Гран-при Южной Африки, а Джеймс всегда имел свое собственное мнение обо всем, даже об апартеиде в Южной Африке. Примерно на середине гонки он начал бурчать об апартеиде, что не имело отношения к гонке и вряд ли способствовало улучшению отношений между Великобританией и Южной Африкой. Марк Уилкин, наш продюсер, написал на листе бумаги «Говорите о гонке!» и положил его перед нами. Джеймс посмотрел на этот лист бумаги и сказал: «Ну, так или иначе, слава Богу, что нас там нет».

Мы, как обычно, освещали Гран-при Канады в 1993 году из Лондона. Джеймс ехал из Уимблдона в Shepherd’s Bush. Он везде ездил на своем велосипеде. Он был в отличной форме, потому что он перестал пить, прекратил курить, он снова занялся спортом. Мы откомментировали гонку, все прошло отлично. Затем Джеймс позвонил Джеральду Дональдсону, который владел своей газетной колонкой. Все было устроено, мы каждый пошли своим путем, Джеймс проехал на велосипеде пять или шесть миль обратно в Уимблдон, а я отправился домой в Хэмпшир.

Во вторник утром (15 июня 1993 года) моя жена Элизабет позвонила мне. Она сказала: «Приготовься. У меня плохие новости». В то время моей маме было 96 лет, и я подумал, что это она. «Нет», – сказала она. «Джеймс умер». Я сказал: «Какой Джеймс?» Когда она сказала, что Джеймс Хант, я просто не мог в это поверить и сказал что-то глупое – как часто и происходит в таких случаях: «Но я был с ним в воскресенье, и он был в полном порядке». Это был действительно ужасный шок – не только для меня, конечно, но для миллионов людей во всем мире. Ему было всего 45 лет».

Джеймс умер от сильнейшего сердечного приступа рано утром. Он играл в снукер дома с другом, потом пошел отдохнуть, жалуясь на недомогание. Он так и не дошел до кровати. Ранее вечером он позвонил Хелен, которая была на коротком отдыхе с подругой в Греции. Джеймс сделал ей предложение. Хелен согласилась. И теперь эта радость внезапно сменилась опустошением и горем для многих его друзей и единомышленников.

Иннес Айленд оставил свой адрес во время мемориальной службы по Халму несколько месяцев назад. Бывший гонщик с непоколебимой репутацией и президент британского клуба гонщиков, Айленд, тем не менее, несколько раз ужасался некоторым выходкам Ханта, и высказывал это ему словом из одного слога. Тем не менее он пришел на похороны, чтобы выразить ему свое уважение. Уйдя из гонок, Айленд так же стал хорошим журналистом. Его статья, посвященная Ханту, описала чувства многих людей, которые симпатизировали Джеймсу так или иначе.

«Часто, его возмутительное, – писал Айленд, – и иногда даже дикое поведение скрывало тот факт, что он был теплым, дружелюбным человеком, который все понимал и обладал большим интеллектом. Совсем недавно величина его заботы и доброты стала очевидной, смотря на то, какую любовь и внимание он проявлял к своим двум сыновьям. Он всегда был кем-то вроде бунтаря, он, казалось, восхищался своим нахождением на грани принятия обществом. Должен сказать, я думал, что он переходил грань один или два раза. Каким-то образом, с его чувством юмора, ему всегда удавалось с этим справиться».

Айленд умер от рака в октябре 1993 года, менее чем через месяц после того, как он прочитал стихотворение Редьярда Киплинга «Если» на вечере имени Джеймса Ханта. Церковь Святого Джеймса в Пикадилли была выбрана для поминальной службы, в которой приняли участие его родители, семья и 600 человек, для которых Джеймс был значимым человеком. Это была грандиозная церемония и, даже радостная, с участием трубача, двух певцов и хора Веллингтонского колледжа.

Композиция Садок-священник оказалась включена в эту необычную службу. И те, кто были на службе, не знавшие об этом, были весьма удивлены, поскольку хор, расположенный наверху и сзади, внезапно начал исполнение этой композиции сразу после более торжественной и продолжительной органной музыки.

Написанная Генделем для коронации короля Георга II в 1927 году, эта композиция был любимой у Джеймса. Исполнение этой бодрой композиции на таком грустном мероприятии казалось вполне пристойным. Как и вечеринка, длившаяся всю ночь и частично финансировавшаяся пятью тысячами фунтов стерлингов, которые по воле Джеймса были отложены как раз для этой цели. Сравнительно короткую, но чрезвычайно красочную жизнь Джеймса Ханта запомнили именно так, как она была прожита.

Это перевод статьи с сайта McLaren.com

Фото: McLaren.com