Евгений вышенков биография и личная жизнь

Рэкет, крышевание — малоизученная суть российской теневой экономики. Журналист Евгений Вышенков, в прошлом милиционер, рэкетир и зэк, может быть, впервые так откровенно рассказал о правилах и людях, загонявших бизнес под бандитские крыши

Лев Лурье, Санкт-Петербург

“Крыша. Устная история рэкета” (издательство “Астрель”): впечатляющие мемуары и откровенные интервью, которые Евгений Вышенков взял у питерских гангстеров, милиционеров, крышуемых коммерсантов конца 1980-х — начала 1990-х годов. Вышенков — один из лучших в стране журналистов-расследователей. Именно он нашел убийц вице-спикера петербургского парламента Виктора Новоселова. Благодаря и его работе сели на скамью подсудимых участники банды Телепата, националисты из группировки Боровикова. Автор знает то, о чем пишет, не понаслышке. Он прозаик, заместитель директора “Агентства журналистских расследований” (директор — его бывший однокурсник Андрей Константинов), а в прошлом — хулиган, спортсмен, несостоявшийся востоковед, опер, рэкетир, зэк… О своем уникальном опыте Евгений Вышенков рассказал “Огоньку” честно и впервые публично.

Хулиганское детство

Я родился в 1962 году, мои сверстники и стали пушечным мясом в гангстерских войнах 1990-х. Думаю, что меня и моих друзей от гибели спасла только тюрьма, вовремя сели — в 1992-м, большая кровь была впереди. Что называется, “пересидели в плену Сталинградскую битву”.

Мои родители — геологи, окончили Горный институт в Ленинграде. Оба деда воевали — один погиб в Синявинских болотах, другой, сын крепостного крестьянина, красный командир, прошел Гражданскую и Отечественную, 50 лет состоял в партии. Дед и бабушка по отцу меня и воспитывали: родители разошлись, мать работала на Кубе, помогала Острову свободы в геологоразведке и подпитывала местную теневую экономику. Там тогда дефицит был такой, что СССР казался потребительским раем. Все, что она добывала, шло на мое воспитание: одежда, детский сад Академии наук, престижная 11-я школа (один из выпускников — вице-премьер Сергей Иванов). Благодаря матери мы из комнаты в коммуналке переехали, в конце концов, в отдельную трехкомнатную квартиру.

Моя жизнь прошла на Васильевском острове. Его западная часть всегда была хулиганской. Каждый год 5 мая василеостровская шпана традиционно дралась с петроградской на Тучковом мосту. Я в детстве тоже был хулиганом — сначала Голодаевским, потом Гаванским. Трясли “капусту” у сверстников, сбивали шапки с прохожих, дрались в “Дунькином тупике” на Кожевенной линии. Меня привечали местные атаманы — Юнкер и Кузя. Учили красть, первый трофей — хозяйственное мыло в магазине “Галантерея и парфюмерия”. Этот мир мы с Андреем Константиновым описали в романе “Тульский — Токарев”.

Думаю, что тогда спас меня спорт. Мы купались в Неве у Горного института, и меня окликнул тренер: видит — ноги прыгучие, высокий. Так я стал заниматься волейболом. Тут уже было не до улицы и не до портвейна. Тренировки, соревнования, летние спортивные лагеря. С 8-го класса играл в сборной города, дорос до мастеров.

Я был бойкий, но довольно темный. Помню, в школе задали сочинение “Что я прочел летом”, а я ничего не прочел и переписал издательскую аннотацию к книге из маминой библиотеки. Как сейчас помню — называлась “Убийца нужен”. Сочинение заканчивалось так: “Книга ярко рассказывает о загнивании американского империализма, о царящем за океаном беззаконии и преступности”. На Восточный факультет поступил, в общем, случайно, если еще честнее — запихнула туда мама, и больших успехов в арабистике не добился. Поэтому ехать на Ближний Восток, как мои однокурсники, стеснялся и в 1985 году пошел работать в уголовный розыск: сначала на родном Васильевском острове, а потом на Невском в специальной службе, которая занималась преступлениями, связанными с иностранцами. Дослужился до капитана.

Бандитский Ленинград

Рэкет начался не при Ельцине, а еще при советской власти. Сначала данью облагали фарцовщиков и спекулянтов, а потом и директоров баров и ресторанов — им было проще платить крыше, чем сесть за систематическое хищение государственных средств в особо крупных размерах.

Служба в “спецуре” и принадлежность к спортивному братству давали мне и широкие связи, и уникальный опыт. Невский проспект — квинтэссенция города во всех смыслах. Моими “клиентами” были и карманники с огромным уголовным стажем, и барыги с галереи “Гостиного двора”, и будущие олигархи, занимавшиеся спекуляцией и фарцовкой, и рэкетиры, и валютные проститутки, и шулера. Я знал большинство героев “Бандитского Петербурга”, когда они еще не были известны широкой публике. Со многими познакомился еще в детстве — ведь и я, и они были спортсменами. Я старался быть “правильным” ментом, играть по правилам и поэтому пользовался определенным авторитетом и уважением. Ну и физическую силу в этом мире ценили.

Ленинградские рэкетиры — уникальны. У нас тон задавали не этнические группировки, не уголовники, не банды, выросшие из районных хулиганских шаек (как какие-нибудь долгопрудненские или казанский Тяп-Ляп). И “тамбовские”, и “малышевские” — бывшие спортсмены, набиравшиеся первого опыта как “воротчики” — вышибалы в окраинных пивных барах. Я тоже начинал еще студентом в грязнейшем пивняке на проспекте Блюхера, а потом следил за порядком в престижной “Висле” на Гороховой. Ну, я, естественно, знал эту среду, а они постепенно добирались до Невского, места моей милицейской работы.

Поначалу будущие бандиты были похожи на средневековых рыцарей: грубые, дикие, не признающие прав других сословий, но соблюдающие по отношению друг к другу свой кодекс чести. У каждой группы — своя зона влияния: кто-то крутит колпачки, другие всучивают паленую икру интуристам, третьи крышуют рыночных торговцев и первых кооператоров. Начало расколу “спортсменов” и последующим бандитским войнам положила стрелка на вещевом рынке в Девяткино в 1988 году. Будущие “тамбовские” против будущих “малышевских”. Все уже вооружены, кое-кто со стволами, даже автомат там был. Закончилось убийством. Заметьте, на дворе еще советская власть, но сел только убийца. Он, кстати, жив, здоров, занимается бизнесом. А потом пошло-поехало: пермские, казанские, воркутинские, великолукские… Закончилось войной всех против всех, большой кровью, взаимным уничтожением, жестокостью и мерзостью.

Мне кажется, что события конца 1980 — начала 1990-х можно назвать буржуазно-демократической революцией. А произвели ее и читавшие самиздат инженеры, и желавшие поездок за границу и яхт партийные работники, и фарцовщики, и “спортсмены”. Причем последние — мои герои, похожие, если сравнивать перестройку и 1917 год, на кронштадтских матросов или красногвардейцев. Это, как правило, выходцы с ленинградских окраин, выросшие в бедности, пробивавшиеся к относительному достатку через тяжелейшие тренировки. Спорт для них — единственный доступный социальный лифт. Фарцовщик, спекулянт — классовый враг, они не грабят, а экспроприируют у экспроприаторов. И судьба у них, как у “буревестников революции”: они ее вызвали и в ней погибли. Почти все сейчас или в могиле, или в тюрьме.

Бандитский Петербург

Арестовали меня в 1992-м. Я получил 6 лет по обвинению в вымогательстве. Оспаривать приговор поздно, но считаю его чрезмерным. Это отдельная история — за пару дней до приговора конкуренты, которым было выгодно нас попридержать за решеткой, угрожали судье как бы от нашего имени. Она вспылила, а когда поняла, что это комбинация против нас такая, было поздно. Думаю, на самом деле в тюрьму меня отправили парни из группировки Фимы-банщика. Два года сидел в Питере, два — в Нижнем Тагиле; освободился условно-досрочно в 1996 году. А здесь Андрей Константинов как раз создавал Агентство журналистских расследований и позвал меня. До того я печатался только в многотиражке тюремного ведомства. Вначале писал ужасно, но потом как-то втянулся.

Думаю, что все эти люди, интервью которых я опубликовал, были убеждены, что они имеют дело с порядочным человеком — с понятной им репутацией, если хотите, поэтому и “светились” под своими настоящими именами. Все — и бывшие бандиты, и милиционеры, и коммерсанты.

Из книги “Крыша. Устная история рэкета”

Валерий Курченко, родился в 1946 году.

Я имел отношение к организованной преступности. Прозвище Сухой, иногда Свердловский.

Я блатной, из воровской семьи, бродяга. Родился на Урале, в тяжелом краю. Мама и папа были партийные, фронтовики. Вкалывали. Верили. А воспитала улица. Уже в 6-м классе я с пацанами залез на овощную базу, и там мы украли шесть царских времен берданок и мешок яблок. Хотя в детстве хотел быть хирургом. Первый раз сел в 20 лет за “карман”. …На похоронах у Японца я нес его фотографию перед гробом. Он выше для многих был, чем Крестный отец. Дошли до сегодняшнего времени Хасан, Красюк, Блондин Володя. Питерских не осталось. Сгинули, как те старые большевики, бравшие Зимний.

Елена Бехтерева, родилась в 1967 году, дочь гангстера Владимира Феоктистова

Отец окончил школу на Лиговке и там же познакомился с мамой. Она всегда смеялась, что писала за него сочинения.

С детства его любимый фильм — “Свадьба с приданым”. Они с мамой ходили на него раз десять в кинотеатр “Север”. Как в свое время народ бегал на Чапаева. Может, тогда ему запала фраза из фильма: “Карты, они не милиция, фамилии не называют”.

Он любил кофе и сигарету поутру, а сам не умел подойти к плите. Как-то ждал маму полдня, чтобы плиту включить. Ел мало. Но любую еду сразу же посыпал густо солью, даже не пробуя.

Всегда жил какой-то своей придуманной жизнью: гулял. Круговерть. Любимый ресторан — “Невский”, где был Ольстер. Потом уже “Пулковская”. Отец всегда одевался с иголочки. Говорил: “Я должен выглядеть”. Шмоточником был еще тем!

Деньги не задерживались, да он о них и не думал. Знал, что должны откуда-то появиться. Всегда говорил мне: “Я в душе пацан”.

Любимая его кабацкая песня: “Не сыпь мне соль на рану”. Наверное, из-за первых строк: “Ну почему меня не лечит время…”. Любил армянскую: “Ов, Сирун-Сирун”.

Когда я поступала в первый мед на стоматологию, то в анкете писала: “Из семьи рабочих”. Иначе кто бы меня взял.

Отец, кстати, был чрезвычайно сентиментален. У него в лагере был щенок, а когда крысы отгрызли ему лапку, отец плакал.

Владимир Химченко, родился в 1959 году.

Я имел отношение к организованной преступности. Был хорошо знаком с известным малышевским бригадиром по прозвищу Акула.

Моя мама была учительницей, когда-то работала в аппарате у Леонида Брежнева, пока он не перебрался в столицу, а отец был водителем с четырьмя классами образования.

Спортом начал заниматься еще до школы, в 10-м классе стал чемпионом края по футболу, в это же время с нами рядом играл Мутко, он ведь тоже из наших краев.

Я стал заниматься боксом в клубе “Ринг” на улице Зодчего Росси — прямо во дворе, где было Вагановское училище. Меня вел известный тренер общества “Труд” Васин. Тогда туда приходили многие будущие знаменитые спортсмены, в том числе ставшие авторитетами, например один из братьев Васильевых — Саша.

Я мечтал быть чемпионом, чтобы в мою честь сыграл гимн СССР. Когда я смотрел по телевизору, как выигрывали наши спортсмены, то у меня наворачивались слезы, я был абсолютно советским человеком, мечтал быть членом партии, правда, больше потому, что очень хотел получить высшее образование.

Я не хотел быть похожим на фарцовщиков, моими кумирами была Казанкина, чемпион по боксу Вячеслав Яковлев, Дитятин. Я бы за Родину порвал.

Александр Дружинин, родился в 1964 году.

Я был наемным киллером, на данный момент отбываю длительный срок за убийства.

Я родился в городе Кировске Мурманской области. Это городок — 20 тысяч населения, все работают на объединении “Апатит”. Родители мои рабочие, через три года после моего рождения отец умер, мать работала прачкой на полторы ставки и умудрялась возить нас на море по льготным путевкам.

В 1-м классе подделал подпись матери, так как она была против горных лыж, и пошел в горнолыжную секцию. В Кировске это было массовое явление. В основном зимний спорт. Занимался до 1986 года — после армии еще гонял. Когда выдали лыжи — чуть ли не молился на них. Фирма “Элан”. Ботинки кожаные. Тренер — Сергей Порфирьевич Иванов, он выступал в одной сборной с Тягачевым. И соперник у меня был Леня Мельников — чемпион мира среди юниоров, так его отец тоже с Тягачевым катался. А Тягачев потом Путина тренировал.

Геннадий Масягин, родился в 1949 году.

Да я был компаньоном известного гангстера Артура Кжижевича.

Я приехал в Ленинград после службы в армии в 1972 году. В солдатской шинели и с 30 рублями в кармане. Приехал из карельской глубинки, воспитанный на историях о матросе Железняке, Зое Космодемьянской, с потребностью помогать стране и людям. Это у нас было в крови. Для меня все были братья — и китайцы, и африканцы. А не братва.

Я устроился водителем на стройку аэропорта Пулково. Тем не менее я нашел клуб бокса и продолжал там тренироваться, совершал пробежки до Пулково и обратно.

Все началось с того, что в кафе меня пропускали вышибалы как своего, как боксера. И это было престижно. Девки смотрели как на человека, который может практически все. В конце концов мне предложили встать “на ворота” в ресторан “Адмиралтейский”. Но без оформления. После работы бегом успевал добраться до ресторана. За смену я получал 16 рублей — 10 рублей от ресторана и 6 из кафетерия, где работал барменом Джамал. Задачи были нехитрые. Следить за тем, чтобы пьяные вели себя достойно, не пропускать “быков”, а пока гулянье не началось, попридержать тех, кто хочет выпить лишь чашечку кофе. Быстро научили, что с некоторых можно брать за проходку по рублю. Вот вам и 25-30 рублей за смену. Скоро муха у меня пролететь не могла. Порой лезут человека три, здоровые, пьяные. Что делать? Я говорю, парни, отойдем от дверей в подворотню — вы мне все в лицо скажете. Отходим — шесть ударов — три тела на асфальте.