Кирилл белевич биография личная жизнь

11 июня 2015 года в прокат выходит дебютный фильм Кирилла Белевича «Единичка» (дистрибьютор – компания Кинологистика). Хотя дебютантом режиссера назвать сложно – за его плечами шесть сериалов, среди которых «Сыщики районного масштаба», «Старое ружье» и «Бухта пропавших дайверов». В эксклюзивном интервью порталу «Профисинема» Белевич рассказал о том, чему его научил Кшиштоф Занусси; почему на его площадках запрещено курить, а также, чем рискнул продюсер Рубен Дишдишян, пригласив его снимать «Единичку».

Корреспондент:

Первое образование у вас актерское. Изначально вы не связывали себя с режиссурой?

Кирилл Белевич:

Мои родители – артисты, и я, как многие актерские дети, рос в театре. А окончив школу, пошел по их стопам – в театральное училище им. Щепкина. Учиться мне нравилось, руководил нашим курсом Виктор Коршунов. Школа у него мощная, и те, кто дошел до выпуска, получили многое. Сниматься в кино отпускали неохотно, поэтому мой дебют состоялся только после 2 курса в фильме «Сделано в СССР», где я сыграл с Аллой Клюкой, Арменом Джигарханяном, Леонидом Куравлевым. Выпустился наш курс не в самое лучшее время, в 1992 году, когда в стране – полная разруха: кино не снималось, пустой «Мосфильм», в театрах – тишина. Никому ничего не нужно: все торговали, выживали, кто как мог. Меня приняли в труппу Театра Советской Армии, где я провел четыре года, а потом все бросил и поступил на Высшие режиссерские курсы к Николаю Бурляеву.

Корреспондент:

Чем вас разочаровала актерская профессия?

Кирилл Белевич:

В институте я наслаждался профессией – там был поиск, творчество. Мы выпустили 11 дипломных спектаклей, где я сыграл и Николку Турбина, и в «Москва-Петушки», и в пьесах Стейнбека и Петрушевской. А потом приходишь в театр, и… тебя ставят в третий ряд на подтанцовки. Утрирую, конечно, но факт в том, что актерская профессия безумно зависима, ты не можешь переломить ситуацию. Когда же пытаешься чего-то доказать, тебя либо гасят, либо просто ролей лишают. Я это понял и решил двигаться дальше.

Режиссуру и операторское мастерство нам преподавал уникальный человек – Роман Сельянович Цурцумия, которого могу назвать своим главным учителем. Вторым – Кшиштофа Занусси. К нему меня и несколько человек с нашего курса устроил в 1997 году на стажировку Николай Бурляев. Мы жили в его доме в Варшаве, присутствовали на съемках. В то время, как у нас в стране производство умирало, а если что-то и снималось, то это было под пиво, под ор и крик, его съемочная площадка меня потрясла. Тихо, быстро, четко. Все работают, каждый знает, чем занят. Мы постоянно находились рядом с Занусси, все время разговаривали, задавали вопросы – почему так, а почему это, а как то? Ставлю себя на его место – если бы ко мне так приставали постоянно, наверное, я бы сошел с ума. Он же все терпеливо, спокойно объяснял. Кшиштоф Занусси – глыба. У него были потрясающие встречи и беседы дома, на которых собирались православные и католические священники, философы, актеры, режиссеры, музыканты. А мы все это впитывали…

Корреспондент:

А какие советы вам давал Занусси?

Кирилл Белевич:

Он не давал советы, просто рассказывал и делился. Основное, что я «забрал» себе и стараюсь этому следовать – на площадке все должны работать с любовью и всё отдавать кадру. Потому что если команда так работает, это возвращается с экрана. Группы для своих фильмов я очень тщательно подбираю. У меня принцип, что на площадке никто не курит, не ругается матом, не пьет. Ведь если человек курит, то у него одна рука и одно полушарие мозга заняты.

Корреспондент:

Окрыленный, вы возвращаетесь после школы Занусси в Россию, а вас тут…

Кирилл Белевич:

Правильно, никто не ждет… Время было сложное, выкручивался как мог: снимал корпоративы, рекламу, ставил спектакли, по ночам бомбил на машине. В какой-то момент предложили взяться за малобюджетный проект, и я без раздумий согласился, ведь другого шанса могло не быть – «Сыщики районного масштаба» с Юрием Назаровым. А дальше стали поступать предложения от разных кинокомпаний: «Бухта пропавших дайверов», пилотные серии для ситкома «Школа №1», «Спасите наши души», «ЧС. Чрезвычайная ситуация».

Еще тогда, когда Рубен Дишдишян работал в ЦПШ, очень хотел поработать с ним – его проекты сами за себя говорят. И вдруг года три назад – звонок от продюсера «Марс Медиа» Лены Денисевич, что есть сценарий Сергея Калужанова «Старое ружье», и не хочу ли я? Тогда мы встретились с Рубеном, поговорили. Очень хорошие впечатления у меня сохранились от той встречи…

Если задуматься, в проекте многое зависит от режиссера – каким он видит фильм, какую команду соберет, как работает с актерами. И какой бы величиной продюсер ни был, он вынужден доверять режиссеру. А это – бешеный риск. И я благодарен, что Рубен доверил мне тогда «Старое ружье», и сейчас – «Единичку».

Корреспондент:

«Единичка» – ваша седьмая режиссерская работа и дебют в большом кино. Почувствовали разницу?

Кирилл Белевич:

Это моя третья военная картина и дебют в полном метре. Хотя не скажу, что я почувствовал большую разницу. Да, размер кадра в кино иной, нежели на телевидении. Считается, что в кино требуется более тщательная подготовка и более детальная разработка. На мой взгляд, если относиться к работе ответственно, то и в кино, и на телевидении подход – один.

Если говорить о «Единичке», то мне очень понравилась история. Сценарий написан по повести писателя-фронтовика Александра Николаева «Мы все, не считая детей». В основу произведения легли события, происходившие с ним во время Великой Отечественной войны, и главный герой, молодой лейтенант-артиллерист (у нас его сыграл Илья Коробко) Егоров – прообраз самого Николаева. Это потрясающие по силе мемуары, мы их давали прочитать всем актерам. Конец войны, 1944 год, восточная Польша. Наши герои – солдатики-новобранцы и уже прошедшие войну «старики» – должны удержать мост, через который планируется переправа Советской армии. На позиции они обнаруживают разрушенный монастырь, а в нем – группу глухих сирот с воспитательницей Евой. И солдаты оказываются перед сложным выбором, ведь, выполняя приказ, рискуют жизнями детей.

Корреспондент:

Польских сирот у вас сыграли глухие дети. Почему для вас это было так принципиально?

Кирилл Белевич:

Потому что у них совершенно иное восприятие, другие глаза — чистые, искренние. Они «слушают» глазами, пытаются по твоим губам, по тому, что от тебя исходит, понять, что ты говоришь. Это невозможно сыграть. Поэтому мы взяли именно таких ребят, и на взрослых актеров это оказало мощнейшее эмоциональное воздействие. Конечно, это усложнило работу: на площадке работал сурдопереводчик, однако не всегда было легко объяснить детям, что мы от них хотим. А было очень важно, чтобы они делали именно то, что мы просим, ведь на съемках и танки, и выстрелы, и взрывы. А они не слышат, и шаг чуть влево или чуть вправо чреват большими опасностями.

Корреспондент:

В фильме много батальных сцен, военной техники, разнообразного оружия – от пистолетов до артиллерийских пушек, пиротехники. Как подготовиться к таким сложным съемкам?

Кирилл Белевич:

У нас снялось много военной техники: советские и немецкие танки, зенитные артиллерийские установки – ЗИСы, «Студебеккеры», «Виллисы», «ГАЗоны», «полуторки». Большую часть арендовали на «Мосфильме», но что-то подбирали отдельно. Например, у польских персонажей должно было быть английское оружие, поэтому специально искали английские автоматы, взрывчатку, винтовки 1937-ого года. Все это было историческое, но на ходу и не подводило нас. Хуже было с артиллеристским оружием 40-х годов. Стрелять из него надо было холостыми, а то мы бы все в Калужской области снесли. Но в какой-то момент сначала отказала одна пушка, а потом и вторая. Пришлось это уже на пост-продакшн дорабатывать.

А вообще, второй режиссер Сережа Константинов, с которым мы уже третью картину сделали, так говорит: «Каждый день – это как маленький подвиг». Выходишь на площадку, и никто не верит, что мы это снимем сегодня. А снять надо. Сроки сжаты, выработка большая. Техника советская, немецкая, английская; глухие детки; польские и немецкие актеры; три перевода – на польский, немецкий, сурдоперевод. Пиротехники, реконструкторы боев, военные консультанты. От масштабов фильма группа в какой-то момент теряется. И тогда ты должен всё собрать и сконцентрировать на себе, чтобы люди делали, что необходимо.

Корреспондент:

Когда приступали к съемкам «Единички», вы представляли зрителя, к которому обращаетесь?

Кирилл Белевич:

Я понимал, что в зрительный зал придут молодые люди, и чтобы наш фильм их зацепил, во-первых, в нем должна быть бешеная динамика. Поэтому у нас такая динамичная камера – мы изначально это прорабатывали и продумывали. И, во-вторых, наши герои должны быть понятны и близки современным зрителям, хочется, чтобы они ассоциировали себя с этими молодыми мальчишками и девчонками, пусть и из далекого 44-ого года. Надеюсь, их тронет история наших юных героев – Егорова, Наденьки, Лютикова. А для более взрослой аудитории – у нас расчет на тему детей, потому что те, у кого они есть, не будут равнодушными.

Корреспондент:

Если посмотреть вашу фильмографию, то вам, видимо, интересно снимать кино про героев – советские солдаты, российские МЧСники…

Кирилл Белевич:

Это не так. За героя не переживаешь, ему не сострадаешь. Любишь тех, кто похож на тебя, а мы все – слабые, и вопрос выбора стоит перед каждым. Поэтому мне интереснее снимать про простых людей, которые по-разному раскрываются в той или иной ситуации. Когда звенит звоночек, человек меняется и жертвует всем – семьей, отношениями, собой, в конце концов, чтобы спасать. И в «Единичке» – тоже не герои, обычные люди, оказавшиеся в сложной жизненной ситуации.

Корреспондент:

Какой бы совет режиссерам-дебютантам вы дали?

Кирилл Белевич:

Случай выпадаем всем. Вопрос в том, насколько ты готов к этому – используешь или нет свой шанс. Понятно, что сложное время, конкуренция, деньги, но проекты все равно надо брать те, которые тебя внутри задевают, через которые можешь донести что-то важное. Ты должен иметь право на то, чтобы «отнять» часть жизни у зрителя, пришедшего на твой фильм.

По сюжету фильма, который снял Кирилл Белевич, весной 1985 года офицер ГРУ, разведчик Юрий Никитин проникает в пакистанскую крепость Бадабер вблизи от афганской границы. Он должен собрать доказательства того, что в крепости действует центр подготовки моджахедов под руководством ЦРУ. Выполняя задание, Никитин неожиданно видит в Бадабере советских военнопленных и среди них своего друга Михаила, сына генерала Колесова, и решает остаться и спасти ребят. Им удается захватить и два дня удерживать крепость, которую, не дождавшись подмоги, они в итоге взрывают…

Ваш фильм был показан на Первом канале в прайм-тайм. Наверняка вы уже получили массу отзывов. Что говорят зрители, что говорят сами «афганцы»?

Отзывы «афганцев» неоднозначные – потому что они прошли эту войну. У каждого из них она своя. Если кино совпадает с тем, где человек был, как он жил, чем он жил, – оно ему нравится. Если не совпадает – он видит его совершенно иначе. Но у нас и не было такой задачи – сделать так, чтобы всем «афганцам» понравилось. Кино больше рассчитано на молодых ребят, которые не знают, что такое Афганская война, – хотя в принципе она была совсем недавно.

Вы не успели на эту войну, но, наверное, помните это время?

Конечно. Наши старшеклассники там были. Когда они возвращались из Афганистана, мы гордились ими и думали, что обязательно туда попадем, – так мы были воспитаны.

Что именно не устраивает «афганцев»? У вас же были консультанты?

Конечно. У нас было двое консультантов: Вадим Ферсович, офицер ГРУ, и Искандер Галиев, кинорежиссер, ветеран-«афганец» (автор идеи фильма «9 рота». – Прим. ред.). Но надо понимать, что есть правда жизни, а есть правда художественного кино. Самое сложное – и Вадим и Искандер это поняли – соединить правду жизни и кинодраматургию. Драматургия всегда должна быть на первом месте, потому что если будет иначе, зритель просто потеряет интерес и переключит кнопку. Кино может быть досконально точным, пунктуальным, все факты могут быть воссозданы по крупицам – но смотреть это будет неинтересно. Вот, например, фильм «Движение вверх» спортсмены не приняли, родственники не приняли – это нормально, это их жизнь. Зато смотрите, как все рванули в баскетбол играть, какое чувство гордости появилось за свой спорт, за свою страну. Разве это плохо?

Это прекрасно. Так что говорят зрители о вашем фильме?

Как ни странно, много хорошего говорят женщины, хотя кино совсем не женское.

Видимо, из-за главного героя? Он у вас такой харизматичный, этакий советский Джеймс Бонд. Умен, изобретателен, быстро соображает, быстро действует, проходит сквозь стены.

Актер Сергей Марин – это наша находка. Мы долго искали героя, и он возник в самый последний момент. Когда мы разговаривали с генералами и офицерами ГРУ, они сказали, что было только четыре человека, которые могли такое провернуть – выйти на задание, пересечь границу, там существовать. Какое нужно было самообладание, какое знание языка, да и все остальное!

То есть такой человек, как главный герой Никитин, мог реально существовать? А насколько вообще эта киноистория о восстании в Бадабере соответствует реальности?

События воссоздавались по обрывкам данных офицеров ГРУ, по интервью тех, кто охранял лагерь, тех, кто находился рядом с лагерем. Из военнопленных не выжил никто – на месте взорванной крепости образовалась воронка радиусом 80 м. Это нельзя было скрыть – все спутники это зарегистрировали. Но подробности, детали засекречены и со стороны Пакистана, и со стороны Советского Союза и России. Есть некая информация, что за день до этого взрыва в лагере был офицер-разведчик – мы взяли его как прообраз нашего Юрия Никитина. Но правдива эта информация или нет – никто не знает.

Почему пленные вдруг поднялись на восстание? Что за искра их зажгла?

Мы можем только гадать. Когда человек много лет сидит в яме, – ему запрещают говорить на русском языке, вместо русского имени присваивают мусульманское, истязают за малейшую провинность, обращаются, как с животным, – он теряет веру в себя. Задача нашего героя была в том, чтобы объединить военнопленных, поднять их дух, вернуть веру в себя, в то, что вместе они – сила. Поэтому он и устраивает футбольный матч с моджахедами. Жестокий матч и забитый гол сплотили ребят и дали им надежду. Да, они погибают. Но погибают не рабами, а победителями. Был ли такой матч в реальности? Опять же, по обрывкам воспоминаний с той стороны, вроде был. Но никто не может точно утверждать.

Никитин убеждает пленных, что на помощь придет спецназ. Но этого не происходит. Сейчас много говорится о том, что в советское время не щадили человеческие жизни. Получается, наших ребят просто бросили там, в Бадабере?

Это все наши домыслы. Может, и не щадили – война есть война. Мы вот с вами сидим в тепле и пьем кофе, нам легко рассуждать – «их бросили». Во-первых, были подняты все, и многие готовы были туда рвануть – и вертолеты, и наш спецназ, и простые солдаты, которые узнали об этом. Кстати, наш консультант в это время работал в Афганистане и пакистанские сообщения по поводу боя самолично слышал. Но Бадабер – это территория Пакистана. Просто представьте – вот вы сидите в кабинете и даете команду войти в независимое государство, обладающее ядерным оружием… Это в принципе было невозможно. Но тайная операция, наверное, могла быть. Мы же ничего не знаем. Самолет президента Пакистана Зия-уль-Хака потом потерпел катастрофу чуть ли не в районе Бадабера, и обвиняли в ней наши спецслужбы.

В фильме среди военнопленных есть и предатель, который в итоге умирает как герой. Довольно неожиданный ход. Вы решили дать ему право на покаяние?

Ну, мы вообще старались делать неплоских персонажей. Если вы обратили внимание, там далеко не все хотели принимать участие в восстании. Но в конце концов все присоединились.

Если честно, не знаю, как бы я повела себя в такой ситуации.

Я тоже. Когда меня спрашивают: «А вы бы как?», не знаю, что ответить, даже представить не могу. На войне перед человеком неизбежно встают вопросы жизни и смерти, жестокости, выживания, самопожертвования. И он вынужден делать свой выбор.

Примечательно, что и противников вы не показываете идиотами.

Противники никогда не идиоты. Если у героя слабый противник, ты принижаешь самого героя. Я вообще всегда стараюсь брать на роли иностранцев иностранных артистов. У меня немцев играют немцы, поляков – поляки. У них своя правда, и это видно. Наши артисты, как только надевают немецкую форму, сразу же начинают играть злодеев. Ну не могут они их оправдать.

Кстати, об артистах. В вашем фильме много «нерастиражированных» лиц.

Да, это было принципиальное решение. Хотелось, чтобы зритель проживал с героями их жизни, переживал за них, любил или ненавидел.

Одного из пленных играет ваш сын Кирилл. Ваш младший сын Добрыня тоже уже засветился в кино. Думаете, пойдут в актеры?

Не знаю. Актерская профессия такая зависимая. Для мужчины это очень сложно.

Вы ведь сами по первому образованию артист? И родители ваши актеры?

Да, мои родители (Никита Астахов и Татьяна Белевич, основатели Русского духовного театра «Глас». – Прим. ред.) окончили Высшее театральное училище имени Щепкина, которое потом окончил и я. Выпустился в 1992-м, несколько сезонов отработал в Театре Советской армии. Помните те замечательные годы? Все торговали, театры были пустые, народу на сцене было больше, чем в зале.

И вы решили пойти в кинорежиссеры?

У меня появилась возможность поступить на Высшие режиссерские курсы, к Николаю Петровичу Бурляеву. Он собрал очень хороших педагогов. У нас преподавал Роман Северьянович Цурцумия – просто гений. Он учил нас и режиссуре, и операторскому мастерству, преподавал нам историю стиля – он придумал этот предмет, объединил историю костюма, историю мебели, историю архитектуры, живописи, рассказывал нам про трансформацию света, композицию, обратную перспективу… Потом мне посчастливилось стажироваться у Кшиштофа Занусси. Это уникальный человек. По-моему, он говорит на шести языках. У него дома происходили потрясающие беседы, там можно было встретить интересных людей, актеров, режиссеров, католических и православных священников. Тогда, в 1990-е, у нас в основном снимались клипы, ролики, на площадке пили, курили, царила этакая «богемная тусовка» – с матом, криком. А на площадке у Занусси было тихо, спокойно, и все по делу. Когда ты это видишь, то все немного смещается в голове.

Перестаете ругаться на площадке?

Стараемся. Но киношникам это тяжеловато.

Вы сняли более десятка картин и сериалов – в основном про войну. Видимо, сейчас выделяют деньги на патриотическое кино?

Серьезно? Где? Дайте этот адрес! Кто дает? Фонд кино? Телеканалы? Инвесторы? Спонсоры? Это все сплошные разговоры. Я вам приведу пример. Моя предыдущая картина – «Семь пар нечистых». Казалось бы, патриотическое кино. Военное, художественное, по Вениамину Каверину. Мы отсняли 25 съемочных дней, и все… денег нет.

И все-таки – почему именно война?

Потому что предлагают более интересные сценарии. Хотя, признаюсь, я уже немного подустал от военной темы. Мечтаю снять музыкальную картину.

А про что будет ваш следующий фильм?

Не поверите! Про Великую Отечественную войну – точнее про фронтовую театральную бригаду.

Интервью с бизнесменами, артистами, путешественниками и другими известными личностями вы можете найти в My Way.

Текст: Людмила Буркина