Лариса гребенщикова актриса личная жизнь
Казалось бы, практически все известные уроженцы Воронежа включены в два издания местной историко-культурной энциклопедии. Но как приятно, когда вдруг открываются новые, ранее не известные нам персонажи. На весенних гастролях в нашем городе Российского академического Молодежного театра из Москвы стало известно, что среди актрис этого коллектива есть уроженка Воронежа, народная артистка РФ, профессор Московского театрального училища имени М.С. Щепкина Лариса Гребенщикова.
– Лариса Ивановна, мне кажется, что Ваша судьба отчасти похожа на историю про Золушку: девочка из Воронежа приехала в Москву, поступила в знаменитое Щепкинское театральное училище, успешно работает в театре, сейчас преподает в родном училище, является его профессором.
– Безусловно, кое-что общее просматривается. Мне, обычной советской девочке, Москва казалась необычным городом, где был совершенно другой мир, нежели в Воронеже. Когда я ехала поступать, то слышала от моих школьных учителей предостережения: мол, это безумие, я никуда не поступлю, в училище принимают только детей артистов, везде нужен блат. Но надо отдать должное моей маме, которая была инвалидом второй группы, получала нищенскую пенсию, она твердо сказала мне: «Поезжай, ты обязательно поступишь». Дала мне деньги на дорогу, и я поехала. Мне казалось, что я не смогу жить ни в каком другом городе, кроме Воронежа. Но потом прошел год, я закончила первый курс и приехала на каникулы к маме. И вдруг поняла, что уже не могу без Москвы. Этот город захватил меня.
– Откуда пошло такое увлечение театром?
– Сложно сказать. Впервые я попала в театр драмы имени Кольцова, когда мне было лет девять-десять. Это был спектакль «Отелло», где главные роли исполняли Сергей Папов и Римма Мануковская. Меня поразило и само старинное здание, и атмосфера в театре, и невероятная энергетика изумительного Папова, и красота Мануковской. Этот поход стал для меня огромным эмоциональным впечатлением. Телевизора у нас тогда не было. Зато я много слушала радио, из которого раздавались чудесные голоса, ощущалась какая-то другая жизнь. Она меня манила к себе. В родной школе № 18 стала участвовать в художественной самодеятельности. У нас там была своеобразная агитбригада. Мы читали стихи, делали литературные композиции. Некоторое время занималась в драмкружке при нашем Дворце пионеров. Правда, к ролям меня так и не допустили, потому что я была очень застенчивым ребенком. Многие удивлялись моему решению стать артисткой. Считалось, что актрисы должны быть уверенными в себе, несколько разбитными, постоянно добиваться новых высот. Я тогда не соответствовала этим представлениям. Тем не менее, поступила в театральное училище с первого раза на курс к Виктору Ивановичу Коршунову.
– Воронеж что-то дал для Вашего становления как человека, личности, актрисы?
– Конечно, все идет от того места, где человек родился, где начал познавать жизнь. Недавно была в Воронеже, увидела, как многое изменилось в городе. Нет на прежнем месте бывший фонотеки, куда я часто ходила слушать музыку. Много времени проводила в музее изобразительных искусств. Жаль, что сейчас не было времени посетить его, сравнить юношеские ощущения с днем сегодняшним. Значительную роль в моем развитии сыграла старшая сестра и ее окружение на филологическом факультете Воронежского университета. Там проводились замечательные вечера, которые способствовали моему дополнительному образованию. Никогда не забуду свой первый поход в только что открывшийся музыкальный театр. Смотрела балет «Жизель», где танцевала прима нашей труппы Набиля Валитова. Любой выход на проспект Революции был для меня событием. Мы жили за вокзалом, на улице Варейкиса. Поэтому, когда оказывалась в центре города, я попадала будто в другой мир. Воронеж мне казался значительным городом, который постоянно удивлял, постепенно приоткрывал свои тайны. Так что все идет оттуда.
– Почему после Щепкинского училища вы пошли не в Малый театр, на базе которого и существует этот вуз, а в Центральный детский, какой теперь именуется Молодежным?
– Так сложилась судьба. Кстати, режиссер Малого театра Борис Равенских на выпуске обратил на меня внимание. Тогда выпускался спектакль «Царь Федор Иоаннович». На одну из ролей нужна была молодая девушка. Пригласили меня. На один из спектаклей пришел знаменитый в ту пору театральный директор Константин Шах-Азизов. После спектакля он сказал: «Я эту девочку беру». Передо мной возникла дилемма, которую разрешил Виктор Иванович. Он посоветовал мне идти в Центральный детский театр. И я ни на секунду не пожалела, что сделала такой выбор. В Малом, может, и престижнее было работать. Но я бы сыграла там одну девочку, а потом могла бы долго сидеть и ждать новых ролей. А в ЦДТ через полгода ввелась в спектакль «Шутники». Потом роли пошли одна за другой. 18 лет я была очень плотно задействована в репертуаре, практически не знала отдыха. Это было замечательное время!
– Столько лет работы в одном театре не дают ощущения некой тесноты в определенных рамках одного коллектива?
– В следующем году исполняется 40 лет, как я работаю в этом театре. Когда раньше я слышала, что артист четыре десятилетия прослужил в одном коллективе, то думала: «Боже мой! Этого не может быть!» Оказывается, может. Жизнь постоянно меняется, преподносит разные сюрпризы. Разные периоды бывают в театре, приходят различные режиссеры, которые как-то меняют артистов, не дают им застаиваться, привносят нечто новое в свои работы. Потом, когда ты хорошо знаешь своих партнеров, привыкаешь к ним, когда складываются отношения как в семье, это тоже ведь интересно. Тем более, что часто открываешь в людях что-то новое. Честно говоря, я не знаю, что ищут артисты, постоянно переходящие из театра в театр. Я бы могла уйти только при ситуации, когда бы увидела в другом коллективе своего режиссера, для какого была бы его актрисой. А иначе и смысла нет что-то менять. Практически одни и те же процессы происходят в любом творческом коллективе. Я «ходила на сторону», почти десять лет параллельно работала в театре-студии «Сфера» под руководством Екатерины Ильиничны Еланской. У нее я сыграла много интересных ролей. В театре работали приглашенные актеры. Мне посчастливилось выходить на одну сцену с Евгением Весником, Геннадием Бортниковым, Татьяной Ленниковой и многими другими.
– Каким образом в Вашей жизни появилась педагогика?
– Благодаря моей учительнице Наталье Васильевне Шароновой, которой, к сожалению, уже нет в живых. Она всю жизнь проработала на курсах Коршунова, преподавала речь. У меня возник определенный нелегкий период жизни в театре. Как-то мы с ней встретились и она сказала: «А ты приходи в училище, попробуешь поработать». «Да вы что! – говорю. – Я же не смогу преподавать». Но все-таки решила рискнуть. Два года просто ходила, присматривалась, никаких денег не получала. Потом начала что-то делать, помогать педагогам. Все стало складываться. Работаю на кафедре мастерства актера. Уже даже стала профессором.
– По Вашим ощущениям сегодняшние студенты и те, что были когда Вы учились, сильно отличаются друг от друга?
– Трудно сказать. Иногда начинаешь делать какие-то замечания, говорить: «А вот мы…» – как потом осекаешь себя, вспоминая, мы же сами были такими. Просто тогда несколько по-иному складывалась жизнь в училище. Если сдавался дипломный спектакль, отменялись все занятия, чтобы посмотреть постановку. Каждый из нас был на виду, чувствовал большую ответственность за все. Талантливые ученики были всегда: и тогда, и сейчас. Другое дело, что у нынешних наших студентов резко обрушился уровень знаний по гуманитарным наукам. Я ярая противница ЕГЭ! Не может человек на тестах получить знания, а главное он не может научиться логически мыслить. Дело даже не в том, что они чего-то там не знают. Ребята не умеют нормально разговаривать, правильно выстраивать фразы. Порой слушаешь их, кажется, что общаешься с Эллочкой Щукиной из «Двенадцати стульев». Сейчас многие поступают к нам, уже заранее запрограммировав себя на то, что будут сниматься в кино. А для нас театр всегда был на первом месте.
– Вас не так часто можно увидеть на кино- и телеэкране. Почему?
– Это все дело случая. Очень много составляющих, которые должны соединиться, чтобы чего-то достичь в этом искусстве. Я не обладала фактурой и типажом, который был необходим в советском кино. Внешность порой обманчива. А заглядывать в глубины моей души и натуры, кинорежиссеры, по-видимому, не хотели. У меня был один случай. Я пошла как-то на пробы к Вадиму Абдрашитову. Шла, жутко волновалась, дрожала, словно на экзамене. Пригласили меня в кабинет. Зашла, Абдрашитов посмотрел на меня и сказал: «Спасибо, не надо, вы не подходите». Я вышла и зарыдала горючими слезами. Думаю: «Боже мой! Ну что он мог увидеть и понять за минуту общения со мной». Поэтому сегодня, когда я принимаю студентов, очень тщательно стараюсь докопаться до их внутреннего мира, сущности, чтобы потом им не было также горько, как мне тогда. Не повезло мне с кино, но я, честно говоря, об этом не жалею. К тому перед камерой всегда столбенею. Видно, это не мое.
– Тяжело говорить молодым людям, которые, может, всю жизнь мечтали об актерской профессии, что они Вам не подходят?
– Вы знаете, тяжело. Но есть разные способы объяснить им нашу позицию, собственные впечатления. Иногда понимаешь, что вообще ничего не надо говорить, ограничиваешься общими фразами. Порой человеку надо рассказать, почему он не подходит для этой профессии. Стараешься рассказать, что есть другие замечательные специальности, так или иначе связанные с театром. Я работаю еще и на подготовительных курсах. Часто стараюсь не отговаривать ребят. Пусть пробуют поступать. На экзаменах все встанет на свои места. Зато у них не будет сожаления, что не предприняли хотя бы попытку осуществить свою мечту. Педагогика – дело нелегкое. Нам нужно увидеть в абитуриентах даже то, чего они сами в себе не подозревают. Нужно направить на ту дорожку, какая выведет их к изучению себя, к пониманию, на каких нотах потом он будет играть. Это очень ответственно. На кону стоит судьба человека, которой нельзя походя разбрасываться.
– Что Вам в театре ближе – репетиционный процесс поисков и находок, либо конечный результат труда – сам спектакль?
– Мне нравится и то и другое. Двух одинаковых спектаклей не бывает. Каждый раз, выходя на сцену в уже известном и знакомом материале, актер все равно привносит в роль что-то новое. Все зависит от того, кто участвует и в процессе репетиций, и в выходах на зрителя. Есть режиссеры, которые постоянно что-то переделывают в своих постановках, дорабатывают, вносят новые выразительные средства. Артиста всегда надо держать в форме, чтобы он не расслаблялся. Если ты продолжаешь постоянно работать над ролью, совершенствовать ее, тебе никогда не будет скучно выходить на сцену.
– Лариса Ивановна, вы довольно занятой человек – работа в театре, в училище. Но если вдруг выпадают свободные минуты, то чему любите их посвящать?
– Люблю ходить в консерваторию, стараюсь не пропускать интересных концертов. Занимаюсь фитнесом, йогой, люблю плавать. Отдыхаю душой на художественных выставках, хожу на спектакли других театров. Особенно, когда в Москве проходят Чеховский фестиваль, «Золотая маска». Это одна из составляющих нашей профессии. Я должна быть в курсе того, что, как, где и почему происходит, кто как играет, кто как ставит. Недавно в столице гастролировал польский театр, который сегодня считается одним из самых интересных и динамично развивающихся в мире. Посмотрела их несколько спектаклей. Впечатления самые позитивные. Я все время пытаюсь загружать себя работой. Актерская психика имеет такое свойство, что когда она не находится в работе, то начинает депрессировать. Но все равно, все мои увлечения работают на профессию. Вот ставлю в училище дипломный спектакль. А я же ведь не режиссер. Значит, мне надо где-то что-то подсмотреть, чему-то научиться, понять, как и из чего все это складывается.
– Недавно у Вас был юбилей. Как отмечали?
– Вы знаете, я так хотела от него убежать, спрятаться. Не могла представить себе, что буду в этот день сидеть на сцене, а мне все станут восхвалять. Я наотрез отказалась от такого сценария. Мне невероятно повезло, что в родном театре мне сделали своеобразный антиюбилей. Молодые актеры, в том числе и мои бывшие ученики, какие работают в РАМТе, поставили про меня капустник с замечательными номерами. Вторая серия юбилея была уже в училище. И тоже капустник с участием моих нынешних и бывших студентов. Потом было замечательное застолье, в рамках которого все по очереди пели. Все чувства были искренними, атмосфера по-домашнему теплой. Я счастлива, что меня именно таким образом поздравили с очередной датой.
– Из Воронежа звонили?
– Конечно! Первыми меня поздравили мои одноклассники, с которыми я имела счастье общаться на недавних гастролях. Мы собрались с ребятами у меня дома, многое вспомнили, о многом поговорили, спели наши любимые песни. Мы сохраняем нашу дружбу на протяжении всех лет. Несмотря на годы, и на расстояния, разделяющие нас. И такое общение дорогого стоит.
Источник
Лариса Ивановна Гребенщикова, народная артистка России, отмечает юбилей. “6:0, – шутит она, – и все в мою пользу!” В последнем – не сомневаешься: она легка, красива, динамична. Только что замкнутая, даже хмурая женщина молча шла по длинному коридору театра, но вот она вошла в гримерную, села на диван, улыбнулась на твой вопрос – и ты, как положено зрителю, оказываешься в полной власти ее обаяния. А поговорив с ней, начинаешь понимать секрет ее героинь: почему они, сказан всего несколько фраз, прочно врезаются в память. Речь идет, о недавней премьере РАМТа, “Будденброках”, где Консульша Гребенщиковой ходит в элегантном пиджаке, изредка произносит какие-то слова, кивает, улыбается… А потом оказывается, что об этой женщине ты знаешь всё. “О, если б без слова сказаться душой было можно!..” – да, это, пожалуй, тот случай.
Счастье просыпалось со мной каждое утро
– Как вы решили стать актрисой?
– Не знаю… Я жила в городе Воронеже, не в бедной, а в нищей семье, потому что мама очень тяжело болела и была одна с двумя детьми, и я ни о каком театре никогда не слышала. Но когда меня спрашивали: “Кем ты хочешь быть?”- я отвечала: “Артисткой!”. Потом кто-то подарил мне книгу об Улановой, и она стала моим кумиром, а позже я увидела ее по телевизору, и поняла, что это что-то божественное и оно меня влечет со страшной силой.
Соседка, преподававшая в местном хореографическом училище, предлагала отдать девочку в балет она любила что-то изображать, танцевать, но семье жилось трудно, и Ларису отдали в интернат для детей из малообеспеченных семей. Но, видно, тогда уже у Гребенщиковой складывался твердый характер: интернат она пережила, закончила школу с медалью и отправилась в Москву – поступать в артистки.
Мне говорили: “Безумная, туда без блата не берут!” – но это неправда, честное слово! Какой блат, какие взятки?.. Я же преподаю в Щепкинском, так мне быть хоть раз кто-нибудь хоть сто долларов предложил, – смеется Лариса Ивановна.
Худенькая девочка с косичками читала на вступительном туре в Щепкинском монолог Заречной и монолог арбузовской Тани. Выглядела она лет на 14, но ее приняли в мастерскую В.И.Коршунова. Она вспоминает студенческие годы – занятия, танец, отрывки, даже дорогу в училище – как годы нескончаемого счастья. Как в монологе Раневской, “Счастье просыпалось со мной каждое утро!”
– А потом?
– А потом тоже было счастье. Я попала в Театр. Пришел Шах-Азизов, сам! посмотрел меня и сказал: “Эту девочку я беру”.
Это было в 1972 году, и с тех пор она служит в РАМТе – тогда он назывался “Центральный Детский Театр”.
А. БОРОДИН:
– Первый раз я увидел Ларису Гребенщикову еще до того, как стал работать в РАМТе. Мы приехали из Кирова в Москву на занятия лаборатории Марии Осиповны Кнебель, и я попал на спектакль “Альпийская баллада” по Быкову. Тогда молодая актриса Лариса Гребенщикова, игравшая главную роль, произвела на меня совершенно необыкновенное впечатление своей заразительностью, энергетикой, страстью. Было совершенно ясно, что она обладает поразительной способностью ярко выражать на сцене чувства человека, находящегося в крайних ситуациях, при этом не теряющего своей силы, индивидуальности. Это было на редкость мощное впечатление.
А когда я пришел работать в ЦДТ, то, конечно, большая часть моей творческой биографии оказалась связана с Ларисой Гребенщиковой. И каждая новая ее работа подтверждала то мое первое впечатление.
В театре она всего полгода походила в массовках и – опять счастье! – сыграла в пьесе А.Островского “Шутники”. Во всех рецензиях ее игра отмечалась как удача спектакля. “Фарфоровая”, прелестная Верочка Гребенщковой, подкупала, как писали рецензенты, удивительной свежестью и новизной трактовки.
И пошли роли – по три-четыре за сезон. И так восемнадцать лет! И казалось, так всегда и будет…
Неси свой крест и веруй
Это случилось в 1991 году – год тяжелый во всех отношениях. Случилось то, без чего не обходится ни одна актерская биография – наступили годы “безролья”: почти восемь лет актриса Гребенщикова не получала в театре ролей. Были вводы в какие-то старые спектакли, но настоящей работы, к которой она, человек творческий и трудолюбивый, привыкла, не случалось, И в семье пошли беды одна за другой: умерла мама, умер муж, безденежье, болезни…
Испытания на прочность бывают у многих артистов. Главное – как с этим справиться. Уйти из театра мыслей не было. Она сыграла несколько спектаклей в театре “Сфера”, работала на радио, записывала пластинки. Пошла преподавать в родное Щепкинское училище. А главное, в глубине души жила вера: я вынырну!
Страшно было ходить в театр и знать, что на тебе поставили крест, но недаром когда-то, готовясь к поступлению, она выбрала монолог Нины: “Я теперь знаю, понимаю… что в нашем деле… – главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть”.
Да, надо нести свой крест, но ведь его по-разному можно нести. Можно нести и рыдать все время – а ты неси и веруй! Сын говорит, что я человек инфантильный, не живу в реальном мире, но я живу – слышу, понимаю, работаю, просто в душе у меня свой, актерский мир, и это для меня главное.
– Это важное качество – вы пытаетесь как-то воспитать в ваших студентах это противостояние трудностям, готовность к актерскому “кресту”?
– Им кажется, что это легкая профессия! Это поколение воспитано на сериалах: пришел, снялся – и ты звезда. Их готовишь к трудностям, а они не верят. А профессия невероятно трудная, требует повседневного труда, самодисциплины, тренинга, чтобы всегда был готов к любой роли. И никак не удается это им в головку внедрить.
А.БОРОДИН:
– Я видел дипломные спектакли, которые профессор Лариса Гребенщикова ставила со студентами: и “Безымянную звезду”, и “Севильского цирюльника”. Все это – талантливые постановки, проявляющие актерские индивидуальности. Вообще студенты всегда очень благодарны Ларисе Ивановне за то, что она им передает – профессиональные качества, связанные с личностным уровнем.
– Ваши ученики играют в РАМТе?
– В этом театре уже четыре моих ученика: Аня Тараторкина, Илья Исаев, Леша Янин и Ира Таранник. Среди моих учеников есть уже заслуженные артисты, звезды, можно сказать.
– Илья Исаев – ваш ученик и ваш партнер во многих спектаклях. Это отражается на ваших сценических отношениях?
– Когда Исаев пришел в театр, ставили “Лоренцаччо”. Он должен был играть герцога, а я – маркизу Чибо, и они в любовных отношениях. Ну, маркиза постарше его, это такой флорентийский роман! И вот он пришел на репетицию, и я вижу: “Боже мой, как же это – играть любовь, с учительницей…” Я говорю: “Ты, Илюха, не бойся так, я сама ужасно боюсь! Ты ложись сюда, я – сюда”, – и ничего, отрепетировали, сыграли!
И когда в “Вишневом саде” он мне говорит: “Я люблю вас, как родную, больше, чем родную”, – я понимаю, что я приложила некоторую руку к тому, чтоб Илья играл…
Звучит в гитаре каждая струна
Последняя крупная роль был в “Короле Лире” в 1991 году. В 2001 в РАМТе прошла премьера пьесы Т.Уильямса “Стеклянный зверинец”, Гребенщикова играла в нем Аманду. Еще через несколько месяцев – “Вишневый сад”, Раневская. Возвращение на сцену состоялось, причем в новом качестве: из “дочек” актриса перешла в “матери”, и оказалось, что все эти годы простоя были годами накопления – не только боли, но и осознания, мудрости, силы. И все это пошло в ход – ведь актер, как полагает Лариса Гребенщикова, играет “собой” – на сцене выражается его личность, его характер, духовные ресурсы. Недаром ее кумирами были Уланова, воплощавшая в танце духовную сущность человека, и Сухаревская, неповторимая, яркая личность.
“Вишневый сад” – первый спектакль по Чехову на сцене РАМТа. “Вишневые сады” цвели тогда по всей Москве, но А.Бородин делал ставку не на имена, а на ансамбль, на историю.
Из зрительского Форума на сайте РАМТ:
“Мне очень нравится пластика Ларисы Ивановны в спектакле “Вишневый сад”. Она летает по сцене как 17-летняя девочка. Такая легкая, легкая. Вся на нервах. Очень живая и трогательная”.
“…Хрупкая, очаровательная женщина – вне возраста, вне времени, вне ситуации. Вечный ребенок. Вечное дитя, которое так и тянет опекать, жалеть, ласкать, обворовывать, обманывать… ее невозможно не любить. Как ожившую статуэточку, как символ прекрасной – чистой, утонченной, исполненной неги жизни… Я даже подумала, что причина “несовпадания” Лопахина с Варей – в Раневской. Варя – анти-Любовь Андреевна. А ему так может хотеться этой детской неприспособленности, этих трогательных заламываний изящных ручек, которые созданы для поцелуев и колец, этих взрывов чувств к шкафику, стульчику… Этой искренности – наивности – “не от мира сего “… Но и необыкновенной сексуальности, явной страстности… И как она красива в страданиях…”
– И так говорят именно о вашей Раневской. Какая она, ваша героиня?
– Она? Как Алексей Владимирович любит повторять: “Будь добра, весела или, по крайней мере, делай вид”. Так писал Чехов Книппер-Чеховой. Мы Ольге Леонардовне должны быть благодарны – она выжимала из него для нас такие роли! Играть Раневскую легко, это такой легкий замечательный человек, в белом платье. Ее всегда играют страдалицей, а она не страдалица – она стопроцентная женщина. Есть повод смеяться – надо смеяться, есть повод надеть новое платье – надо надеть, и есть повод кинуться в эту любовь – надо кидаться. Мне поначалу тоже хотелось впасть в слезливый тон: “О, мои грехи!” – но это же не Раневская. У нее невероятное жизнелюбие, Чехов писал, что такую женщину может угомонить только смерть.
А.БОРОДИН:
– Появилась ее замечательная, с моей точки зрения, Раневская в “Вишневом саду” – женщина, которая совершенно сознательно не прогибается под ситуацией, не меняется в связи с ней. Разные могут быть ситуации в жизни, а человек остается самим собой. Он не может и не хочет подчиняться обстоятельствам.
– Да, Раневской есть что сказать, а вот героини ваших последних премьер почти бессловесны – это “Берег Утопии”, “Будденброки”. Расскажите, что вы про них знаете?
– Вы про Консульшу из “Будденброков”? Получив эту роль, я прочитала книгу, потом инсценировку – и была в некотором недоумении. Я спросила режиссера, что тут, собственно играть? Карбаускис мне говорит: “Она человек костюма. Нулевые эмоции. Это такой высококачественный эгоизм, здесь все закрыто, захлопнуто”. Дело ведь не в количестве слов, а в раскрытии характера.
Консульша в спектакле Карбаускиса не выражает никаких эмоций, она закрыта и невозмутима – но в ней представляется не столько “высококачественный эгоизм”, сколько обреченность на выполнение долга. Она, как и все женщины в этой истории, – жертва будденброковского “дела”, безрадостное дополнение к приданому. Она, бесстрастная, вызывает чувства. Знакомые, видевшие “Будденброков”, говорили Гребенщиковой: “Слушай, какая у тебя здесь роль интересная!” Очевидно, тут-то и срабатывает внутренний, личностный капитал актрисы.
В “Береге утопии” в первой части она играет малозначительную (как ни играй!) роль матери Бакунина, а в третьей – Мальвиды, гувернантки детей Герцена. “Немка в изгнании” тоже в какой-то степени “человек костюма” – безупречно воспитанная, сдержанная, аккуратная, она пытается противостоять русскому хаосу, царящему в доме Герцена… и влюбляется в него.
В этой немецко-французской душе вдруг проснулась невероятная какая-то любовь к гению – к Герцену. И когда приехал Стоппард, я кинулась к нему расспрашивать, и он сказал, что этот немецкий порядок, точность – очень важный момент в роли: она мечтает, что упорядоченная, размеренная, счастливая жизнь сумеет ограить Герцена от всех бед, Я поняла – и вся роль стала на место. Особенно хорошо я сейчас чувствую, каково ей в свой последний приход видеть Герцена оставленного на Натали Огареву – видеть этого талантливейшего человека поверженным.
Лариса Ивановна задумывается и совершенно нелогично заключает:
– Этот переход на “взрослые” роли для женщины, для актрисы – трагический период.
Гребенщикова – лирическая героиня, амплуа – не “возрастное”. Но после роли Аманды она неожиданно ощутила в себе новое качество, какие-то черты характерности. И стала смелее смотреть в страшное для любой актрисы будущее. И вообще, М.Царев говорил, что настоящий актер начинается только в 50 лет – только в этом возрасте начинает “звучать в гитаре каждая струна”.
– Это правда, – соглашается Лариса Ивановна. – Правда, правда. Было бы только здоровье. Сейчас время такое – все ставится на молодых. Правильно, конечно. Но когда вспоминаешь, как Олег Борисов играл императора Павла!.. Или вот я сейчас смотрела спектакль “Персона Мерлин”, – и когда мне сказали, что режиссеру Кристиану Люпа 75 лет, я была поражена – это режиссура молодого человека. Но потом поняла, что если человек талантлив, то в нем эта перемена в определенном возрасте должна произойти. Этот переворот в сторону НОВОСТИ, а не ЗРЕЛОСТИ. Может, это и означает – “Услышать будущего зон”. Потому что ничего нет страшней, как сидеть и бурчать, как все было хорошо и как все стало плохо, и не слышать на самом деле того, что происходит.
Я – удачница!
Лариса Гребенщикова многое знает о своей профессии. Знает, сколько талантливых людей вместе с ней кончали курс и что с ними стало, знает, какие замечательные актеры есть в провинции, какие роли они могли бы сыграть – и не сыграли. Чего ж вздыхать, что не досталась ей в свое время Нина, Бесприданница или Джульетта.
– Я – удачница. Я много играла и сейчас играю. Моя мечта теперь – роли обожаемой мной Сухаревской в пьесах “Визит дамы” и “На балу удачи” – это про Эдит Пиаф. Молодой, я ходила на все ее спектакли, и еще тогда в меня запал “Визит дамы”, а теперь я по возрасту с дамой совпадаю, и совпадает это мое нищенское детство, и юность, и первая любовь… и это – не месть, ни в коем случае, но – желание вернуться в мой родной город в новом качестве!..
Но чтобы быть такой “удачницей”, надо понять смысл и цель профессии актера. Лариса Ивановна пытается объяснить своим студентам, что главное достижение не то, что ты звезда, не звание заслуженного, народного… А вот если лет через 30, 40, 50 ты будешь в театре и будешь востребован – считай, что все свершилось. А для этого нужно все бить и бить в одну точку, нужна бесконечная преданность и самоотречение.
А.БОРОДИН:
Лариса Ивановна – творческий, удивительно умный человек, который на самом деле всецело предан своей профессии, полон колоссального желания ее познать…
Я отношусь к Ларисе Гребенщиковой с колоссальным творческим интересом, с любовью и с человеческим уважением. Это очень важно, когда в театре есть люди, у которых общая человеческая основа.
Источник