Любовь омельченко актриса личная жизнь

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Омельченко.

Любовь Дмитриевна Омельченко (7 июля 1947) — актриса советского и российского кино, Народная артистка Украины.

Биография

В настоящее время актриса живёт и работает в Москве, участвует в деятельности профессиональных организаций кинематографистов.

Только в 2007—2009 гг. она снялась в таких фильмах как: «Черный ангел», «Дембель 99», «Близнецы». Из последних её фильмов можно назвать «Под ливнем пуль», «Наследницы», «Телохранитель», «Агония страха», «Платина», «Шпионские игры», «Райская птица».

Первый успех ей принесла главная роль в советском остросюжетном фильме «Подпольный обком действует». Актриса снялась также в нескольких зарубежных (в т. ч. многосерийных) фильмах.

Любовь Омельченко ведёт общественную работу, занимается благотворительностью, опекает детей-сирот, оказывает помощь детским домам.
В 2008 году была удостоена международного (бриллиантового) ордена Св. Анны I-й степени за «весомый вклад в развитие духовности и укрепление связей между народами»[1].

Фильмография

1. 1967 — Пароль не нужен — медсестра Полина
2. 1970 — Счастье Анны
3. 1975 — Ералаш — учительница Марья Ивановна
4. 1976 — Кадкина всякий знает
5. 1977 — Воспоминание — Настя, мать Аистенка
6. 1977 — Четвёртая высота
7. 1978 — Подпольный обком действует — Катя Рудая
8. 1978 — Беспокойные люди — Варенька
9. 1979 — Циркачонок — Елизавета
10. 1979 — Четвертая высота — Олеся
11. 1981 — Наше призвание
12. 1982 — Детский мир
13. 1983 — Хозяйка детского дома — медсестра Валентина
14. 1984 — Полоса препятствий — искусствовед Марина
15. 1986 — Я — вожатый форпоста — Фрося с баяном
16. 1987 — Твой брат – мой брат — Татьяна
17. 1991 — Коктейль-мираж — Марфушка
18. 1992 — Мужской зигзаг
19. 1991 — Детство Тёмы — Бонна
20. 1994 — Возвращение Броненосца
21. 1994 — Незабудки — мать Лизы
22. 2001 — Бумер−2 — цветочница
23. 2001 — Под Полярной звездой — Ивановна
24. 2001 — Московские окна — мать
25. 2002 – Две судьбы – Степанида
26. 2004 — Карусель — Галина Павловна
27. 2004 — Бумер — тётя Клава
28. 2004 — Долгое прощание — Верочка
29. 2004 — Солдаты — Раечка
30. 2004 — Близнецы — Марфа Ильинична
31. 2005 — Испанский вояж Степаныча
32. 2005 — Аэропорт — Ольга
33. 2006 — Сияющий мир — княгиня Эльза
34. 2006 — Под ливнем пуль — Лукьяниха
35. 2007 — Наследницы — Клавдия
36. 2007 — Телохранитель — мать Семеновой
37. 2007 — Шпионские игры — Вероника
38. 2007 — Голова классика — Катька
39. 2008 — Криминальное чтиво — Aннa Ивановна
40. 2008 — Знахарь — Антонина Петровна Студеная
41. 2008 — Исчезновение — Ольга Николаевна
42. 2008 — Бесконечное зло — Милена Яновна Дальво
43. 2008 — Агония страха — Зинаида Евграфовна
44. 2008 — Платина — Кузьминична
45. 2008 — Лествица Владимира Красное Солнышко — жена князя — Царица Рогнеда
46. 2009 — Райская птица — Глафира
47. 2009 — Две судьбы — Степанида, Гарпина
48. 2009 — Русский стриптиз — Светка
49. 2010 — Черный ангел — Мать
50. 2010 — Дембель 99 — тётя Люба

А также:

• Я познакомился с прекрасной русской актрисой
• Хэппи — гадкий утенок — Мать
• Спелая вишня (Китай) — Барышня Штис
• Утро Патриарха Алексия — Тетя Люба
• Наставница — Нина — реж. Яшин
• Письмо с того света — немка Грета
•  Линия фронта («Front linе», США) — русская актриса Любовь

Напишите отзыв о статье “Омельченко, Любовь Дмитриевна”

Примечания

Отрывок, характеризующий Омельченко, Любовь Дмитриевна

– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c’est un moment que je n’oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d’esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L’avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.

Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.

Любовь Соколова

Фото: Global Look Press/Russian Look

В жизни Любы любовь, драма, трагедия переплелись до отчаяния. Но все-таки любви было больше…

Однажды меня пригласил на свой юбилей известный режиссер, — вспоминает подруга Соколовой, актриса Любовь Омельченко. — Собиралась я поехать к нему с Любой, но когда сказала об этом его жене по телефону, та ответила: «Не-ет, ты ее не бери с собой, она странная стала — частушки любовные поет о своем бывшем муже.

Похоже, из ума выжила». Нет, не зря мы с Любой считали, что в Москве одно думают, другое делают, а третье чувствуют… В тот раз она меня уже ждала, спрашивала, что подарить юбиляру, а я сказала бы: тебя, мол, не хотят принимать? Поэтому заехала за ней на машине, но мы попали в пробку и часа три в ней простояли. Разговорились, и Люба стала вспоминать свою жизнь. Столько рассказала! Наш водитель плакал, смеялся и, когда мы наконец доехали, признался: «Сегодня у меня удивительный день!» Да, Люба Соколова, хоть и играла роли простых русских женщин, была ни на кого не похожей. Мы дружили тридцать лет, и сейчас я постараюсь рассказать о ней.

…Была я смешной девочкой, приехала в Москву из провинции и поступила в Школу-студию МХАТ.

Высокая, большая сверху. Когда шла по Тверской, ко мне часто подходили незнакомые мужчины: «Вы — Венера Милосская, вас надо лепить». Я останавливалась и наивно хлопала глазами. Старшая сестра, учившаяся в театральном институте в Ленинграде и приезжавшая ко мне, ругала: «Что ты их слушаешь?» А ведь внутренне я была маленькой, к тому же, что называется, монастырского воспитания, ходила в длинной юбке и, садясь, пониже натягивала подол.

Но мое казацкое начало все-таки раскрылось — когда я в Школе-студии играла Лушку из «Поднятой целины» Михаила Шолохова. Сама выбрала отрывок из романа и попала в точку, потому что моя героиня дала мне возможность впервые почувствовать себя актрисой. Вышла я в казацких кофте и юбке, которые сшила для этой сцены, и начала… Куда только делась моя зажатость?

Преподаватели со студентами гудели и ухахатывались. «Вы посмотрите на меня, товарищ Давыдов… — в эти шолоховские слова я вкладывала весь жар, на какой была способна, — я женщина красивая, на любовь дюже гожая. Вы посмотрите: что глаза у меня хороши, что брови, что нога подо мной, ну и все остальное…» Здесь я взялась за свою длиннющую юбку и потянула ее вверх. Все в зале аж привстали — настолько никто не ожидал от меня подобного движения, как не ожидали и выданной мной игры. А среди зрителей присутствовали члены съемочной группы из Ленинграда, искавшие молодую актрису в картину «Счастье Анны». И меня, девочку-студентку, без проб утвердили. Сниматься предстояло с уже известными актерами, одну из главных ролей должна была играть Любовь Соколова.

Была я смешной девочкой, приехала в Москву из провинции и поступила в Школу-студию МХАТ. Любовь Омельченко

Фото: из личного архива Л. Омельченко

Съемки проходили в Костроме. Вернулись мы в первый раз в гостиницу, пошли в ресторан — обед на съемочную площадку не привозили. За стол я села рядом с Любовью Сергеевной, напротив — Николай Гриценко. Я «темная» была, не знала особенно, что это за актер, ну, видела в каких-то картинах, и то мельком: у нас дома телевизора не было, спасибо, к соседям можно было иногда зайти посмотреть. И вот передо мной Николай Олимпиевич, возле него на столе — икра черная, водка в графине, сборная солянка, от вида и запаха которой я чуть сознание не потеряла, потому что моя мама ее великолепно готовила, а в институте и на съемках уже никакой солянки я не пробовала: вела полуголодное существование. Любовь Сергеевна спросила меня на весь ресторан и, как часто у нее бывало в обычной жизни, окая: «Ну, что есть-то будем?» Я тонким голоском: «Чай пить будем…»

— «Ну, чай-то потом, а есть что будем?» Николай Олимпиевич водку пил, икрой закусывал, а я сидела, в руках маленький кошелек с какими-то копейками мяла.

Когда я много лет спустя спросила Любу, почему она меня, еще девочку, выбрала себе в подруги, услышала в ответ: «У тебя такое лицо было, когда ты кошелек в руках теребила! Ты же казачка — я понимала, что просить ни за что не станешь, а есть-то, понятно, хотелось…» А тогда, в ресторане, она объявила мне: «Ну хорошо, давай комплексные». Комплексный обед — полтарелки супа, второе и компот — стоил шесть рублей, а у меня стипендия была двадцать, и тех уже не осталось. Поэтому я молчала. Люба тихо говорит: «Послушай: когда уйдет твоя красота и попа станет, как у меня сейчас, тебя начнут снимать вовсю. Тогда и отдашь мне комплексными».