Матвей соломонович хромченко

К моменту встречи с методологическим движением я уже перевалил за «полтинник». В прошлом был мединститут, работа санитарным врачом и переход в журналистику, для начала (что было проще) в журнал «Здоровье». Через пять лет я из него ушел (потом на какое-то время вернулся), как говорилось тогда, на свободные хлеба, то есть, отказавшись от регулярной зарплаты и прочих льгот. Занимался, в основном, т.н. «научпопом», писал очерки и телевизионные сценарии, ездил в командировки от разных редакций (в коих порой признавался «золотым пером»), знакомился с неординарными людьми (это привлекало более всего), стремясь им помогать в их противостоянии системе. Когда наступил очередной «кризис жанра», мне подвернулся заказ от издательства «Советская Россия» писать книгу о Научном центре биологических исследований. Получив благодаря доброжелательности его директора Г.Р. Иваницкого на время «сбора материала» отдельную квартиру, уединился в Пущино, мною тогда обманчиво воспринимаемый как «приют спокойствия, трудов и вдохновенья».

Именно по дороге на «101-й километр» я и познакомился с Георгием Петровичем и его коллегами, которые по приглашение руководства Центра ехали обсудить, есть ли для них резон участвовать в программе социального развития города (наиболее проницательные его жители ощущали грядущий кризис). А после того, как методологи согласились включиться в программу, я взял на себя обязанность «связного» между Генрихом Романовичем и ГП.

Спустя полгода я принял его приглашение на ОДИ по теме «Малый город как объект комплексных исследований и разработок»: историю и нынешнюю в Пущино ситуацию знал едва ли не больше его аборигенов, а потому собирался раскрыть глаза этим «умникам и умницам». И бросился в игру с воодушевлением (обожаю всякие игры), не удосуживаясь выяснить, что это за оргдеятельностное чудище и не подозревая, чем это для меня завершится. А завершилось катастрофой: к последнему дню я понял, что жизнь не удалась и пора с ней завязывать. На то, чтобы вернуть меня к нормальному мироощущению, Георгию Петровичу и Галине Алексеевне понадобилось полгода.

Позже я узнал (даже свидетелем был), что подобные мировоззренческие катаклизмы переживали многие, причем социально успешные и профессионально статусные люди. Не случайно же ГП пришел к выводу, что «ОДИ особенно полезна для сильных людей (потенциальных и актуальных лидеров), имеющих своё содержание и способных отстаивать и развивать его в безнадежных ситуациях». Поэтому ее «разумно применять, прежде всего, когда мы хотим выделить таких людей. Для всех других (более слабых) жесткая ОДИ может оказаться разрушительной (или гибельной)».

К слабым людям я себя относить не хочу, а вот с собственным содержанием у меня в ту пору были действительно проблемы. Несмотря на это я отправился на вторую игру, поставив себе задачу – ни много, ни мало – рассказать о ГП и его сподвижниках, об ОДИ и методологии читателям газеты «Известия»!

История появления этого текста (его публиковали три номера подряд как некий детектив – фамилия Щедровицкий появилась лишь в последнем фрагменте) тянет на многостраничный опус. Здесь же считаю себя обязанным хотя бы упомянуть соавтора, Е.Н. Манучарову: без нее, кадрового сотрудника редакции (а не бесправного, как я, внештатника), «Игра как жизнь» ни за что не была бы опубликована.

Спустя какое-то время Петр Щедровицкий, к тому времени убедившись, что я не обидчив и приму его «рецензию» спокойно, доверительно мне сказал: «Я прочитал «Игру как жизнь» дважды, но и сейчас для меня загадка, как вам с Евгенией Николаевной удалось складно написать столько текста, ничего – ну просто ни-че-го – в игре и методологии не понимая»?!

Для меня это остается загадкой до сих пор, но при любом отношении к той публикации я горжусь ею по-прежнему. Потому что фамилия Щедровицкий не только прозвучала – спустя почти 15 лет, после исключения из партии, замалчивания его деяний – впервые, причем не в какой-нибудь малотиражке, а во всесоюзной и правительственной газете. И привлекла к нему и ОДИ внимание многих десятков, а может и сотен людей, подсказав им, что горбачевская перестройка набирает ход и мощь.

Так или иначе, то, что я не методолог и никогда им не стану, я понял сразу и по этому поводу не переживал. В том, что и не игротехник, убедился (и меня убедили…) достаточно быстро (хотя не пропустил ни одной ОДИ по значимым для меня темам). Кстати, в одной из них, где пребывал в этой функции, у меня случилась мелкая стычка, не помню причины, с юной, но жесткой девицей, тогда «правой рукой» ГП. Перед расставанием она объяснила мне, из-за чего злилась: «Я-то обращалась к вам как к игротехнику, а вы, оказывается, просто человек»…

И потому мне, чтобы не расставаться с сообществом, чего мне, наконец-то нашедшем свою «компанию», очень не хотелось (как и пребывать в нем незнамо кем), необходимо было определиться. Чем – в каком функциональном качестве, не ощущая себя инородным телом – я могу и буду осмысленно и ответственно заниматься.

Для начала я «создал» претенциозно названный СКМЦ – социокультурный методологический центр (в кавычках, потому как это было практически виртуальным образованием), надеясь на превращение его и в… университет с аспирантами Георгия Петровича (была и такая «задумка»), и издательство методологической литературы и много чего еще.

В конечном счете, это вылилось в издание журнала «Вопросы методологии» (благодарю всех, кто в те сложные годы оказывал мне финансовую и иную поддержку). До сих пор незабываем момент, когда я вручил ГП первый номер журнала, где было напечатано: «Главный редактор – Г.П. Щедровицкий»!.. Мы ехали в очередную нашу совместную (и с Галиной Алексеевной) поездку, и все дни до возвращения в Москву ГП не выпускал его из рук даже во время еды, перечитывал отдельные статьи, показывая его затем слушателям трехдневного семинара в Хельсинки, даже кому-то подарил.

За семь лет в журнале были опубликованы статьи и воспоминания многих участников семинаров МЛК-ММК всех генераций, начиная с первой и завершая «учениками учеников» ГП.

Также я горжусь тем, что задумал и организовал первые Чтения памяти Георгия Петровича, которые, несмотря на шквал критики в мой адрес, стали с тех пор традиционными.

В последние годы я определил себя в «историографы» ММК, методологического и игрового движения (с надеждой в ближайшие годы стать их историком). Первым результатом моей деятельности в этой функции стало издание «Диалектических станковистов» (фрагмента будущей, надеюсь, книги), вторым – нынешний словарь.