Нина мозер личная жизнь семья дети

Павел Копачев поговорил с заслуженным тренером Ниной Мозер, которая открыла публике Волосожар – Транькова и до сих пор остается в стороне от сплетен и интриг.

Она родилась в уникальной спортивной семье. Ее отец – Михаил Мозер – 27-кратный чемпион СССР по теннису. Мама – Светлана Мозер – двукратная чемпионка СССР в танцах на льду. А сама Нина Михайловна, тренирующая с 15 лет, воспитала много чемпионов в юниорском катании. Только вот известность и слава пришли к ней совсем недавно, когда она с нуля – за четыре года – сделала из пары Татьяна Волосожар – Максим Траньков двукратных олимпийских чемпионов.

Мы стоим около бортика на тренировочном катке – рядом с «Айсбергом» – и говорим о фигурном катании и о том, что его окружает; как нормальному человеку не утонуть в водовороте интриг и сплетен.

Заварзина, Черезов, Уайлд

– Что вы успели посмотреть в Сочи кроме фигурного катания?

– Все наши победы видела, кроме скелетониста Саши Третьякова. И до конца Олимпиады насыщенная программа – сноуборд, бобслей. Буду везде болеть от души. Где мне не очень понравилось, так это на биатлоне. Там не идет результат; думаю, системная ошибка. Очень много людей, участвующих в процессе – у ребят нет возможности сконцентрироваться; они только между собой соревнуются. Но это мое личное мнение.

– Вы неплохо разбираетесь в биатлоне. Правда где-то близко…

– А я познакомилась с биатлонной командой в 2006-м. Мне тогда очень помог неугомонный Валерий Польховский. Он, не задумываясь, решил многие оргвопросы. А для меня это был важный показатель – даже самый сильный и суровый тренер должен оставаться человеком.

«Даже самый сильный и суровый тренер должен оставаться человеком»

– Вас добрым словом вспомнила сноубордистка Алена Заварзина. Сказала, что вы ее по-настоящему выручили, и частичка ее бронзовой медали – ваша. Расскажите, что за история.

– Мы с фигуристами уже два года работаем с остеопатом Хорхе Фернандесом. У Максима проблемы со спиной – и то мы к Хорхе в Америку летаем, то он к нам. У нас гибкий график. И вот в декабре он был с нами на сборе в Сочи, с Аленкой тогда еще не были знакомы. Конечно, я знала, кто она такая. Симпатичная девочка, с хорошей биографией, вышла замуж за иностранца.

В гостинице замминистра Юрий Нагорных спросил меня: «Нин, у Заварзиной проблемы со здоровьем. Можно, чтобы Хорхе с ней поработал?» Я тут же включилась. Хорхе посмотрел Алену, ее супруга Вика Уайлда, они остались в Сочи на неделю и провели несколько сеансов. Мы так подружились, вы даже не представляете… Ходили вместе на хоккей, они болели за нас на чемпионате России.

Потом начали переписываться. И когда Аленка сломала руку, я ей сказала: «Ты должна выходить. Я не знаю, что ты будешь кушать, но ты обязана выступать». И уже здесь, в Сочи, у нее заклинило спину. Вик привез ее чуть ли не в лежачем положении – они лечились у Хорхе до 15 февраля. И когда я попала на соревнования, где они выиграли две медали – у меня текли слезы радости. Я все ладошки отбила.

– А что это за иностранный кудесник такой? Как вы с ним познакомились?

– В декабре 2011-го мы проиграли в финале Гран-при 0,18 балла немцам Савченко и Шолковы. И уже тогда Таню и Максима беспокоили травмы. Я понимала, что надо срочно что-то предпринимать. Знала, какую сложную реабилитацию проходил в Америке Ванечка Черезов. Еще один мой хороший человечек, друг. Я его всегда поддерживала, он потрясающий парень, фанат своего дела. И через Союз биатлонистов мы вышли на нью-йоркскую клинику.

Танюша с Максом две недели интенсивно лечились. А потом наша хорошая знакомая, медик, спросила: «Вы консультировались в Америке с Хорхе?» Я говорю: «Не знаю, кто это». Она познакомила – это оказался очаровательный, но, увы, слепой человек. Его отец был кубинским дипломатом. А сам Хорхе хорошо говорит по-русски, окончил факультет психологии МГУ – еще до того, как болезнь стала прогрессировать. В общем, его много связывает с нашей страной – правда, в 90-х он уехал и обучался массажу в Испании, Франции и США. У него действительно золотые руки.

Вообще мне везет в жизни на хороших, позитивных людей. Сейчас Максу помогает Сережа Чечель, который работает с лыжниками. Тоже уникальный человек, бывший подводник, служил на Камчатке.

От -1 до 100 этажа

– Я помню, как вы смотрели за прокатом Савченко и Шолковы в микст-зоне и вслух произнесли: «Робин – везун. На тренировках не делает ничего, а на соревнованиях все вытягивает. Но сегодня, видимо, не его день». Когда поняли, что золото в личном турнире ваше?

– Когда он «сел» с прыжка. Это был третий элемент. Но уже было понятно, что все. Это потеря порядка 6 баллов. Отыграть нереально. При чистом прокате моих ребят они не доставали по всем показателям. Но я все равно смотрела: а вдруг…

«Для меня впереди вызов. Такая ступень, на которую еще предстоит шагнуть»

– Как-то вы сказали интересную фразу: «Поставил цель, иди наверх, не оглядывайся. А когда заберешься на вершину, посмотри – что натворил». Уже успели понять, что именно сотворили?

– Постоянное общение с прессой, общественно-политическая жизнь, не дающая вернуться к фигурному катанию… Но это я шучу, себя немного расслабляю. На самом деле для меня впереди вызов. Такая ступень, на которую еще предстоит шагнуть. Мы сели в лифте на минус первом этаже, в нас и в меня лично никто не верил, и забрались на 100-й этаж. За четыре года – от чемпионата Европы до Олимпийских игр. Это фантастика – это путь, который обычно делают за 8 лет.

Я рада, что у меня все получилось с ребятами. Рада, что цель, которую мы перед собой поставили, оказалась достижимой. Я вообще очень упертый человек – это у меня по наследству от спортивных родителей. Яблоко от вишни недалеко улетает. Когда я закончила карьеру – а было это в 15 лет, мне папа сказал: выбирай любой институт, кроме физкультурного. Дороги были открыты. Но я хотела остаться в спорте. Я ведь никогда не буду рисовать розовые зАмки – занимаюсь только тем, что реально понимаю. Работать без удовольствия – это не мое.

– Когда вы взяли Таню и Максима в 2010-м, верили, что все получится?

– Я вам честно скажу – верила. Когда они взялись за руки, было чувство, что все пойдет. Это судьба, что мы нашли друг друга. У Тани и Макса не все идеально получалось с предыдущими партнерами, я застряла на уровне юниорских команд… Нам всем нужен был всплеск, новый толчок. Надо признать, очень долго наше фигурное катание жило прошлым – молодежи не давали шанса.

– Со стороны кажется, что в фигурном катании давно образовался закрытый клуб тренеров, которые ходят по кругу.

– Да, многие держат оборону и не пускают никого со стороны.

– У вас пытались переманить учеников?

– Так мне в открытую говорили: «А кто тебе даст с ними работать?» На что мы всегда отвечали: «Мы не спрашиваем, с кем нам работать. Мы просто работаем». Это было решение ребят, которые тоже рисковали. У нас была договоренность – работаем год, а потом решаем, что делать дальше. Максим спросил: могу ли я выиграть у Тамары Николаевны в России? И я ответила: давайте попробуем.

– Если у Тани спокойный, рациональный характер, то Максим эмоциональный, импульсивный. Как вы с ним ладите?

– А я его люблю. Люблю его многогранность – он начитанный, пытливый парень, у которого на все есть свое мнение. Просто про него стереотипно говорят: упрямый, несговорчивый. Так легко рассуждать, когда видишь человека 7-8 раз в год. А я с ним каждый день. И глобальных проблем не испытывала. Рабочие моменты, да… Но у кого их нет?

Я вообще люблю людей. Люблю, когда меня окружают счастливые и улыбчивые лица, когда не завидуют и не ревнуют, умеют прощать и понимать друг друга. Наверное, меня так воспитали – вокруг всегда были успешные родители, к ним приезжали звездные спортсмены. Все футболисты киевского «Динамо» так или иначе дома побывали. Я росла в атмосфере позитива. И пропиталась им настолько, что до сих пор не могу понять, что такое негатив. Мне неинтересны сплетни, интриги…

«Я закрылась, и в этом сезоне вообще не обращала ни на кого внимания»

– Вы меня просто дезориентируете. А как же фигурное катание без сплетен и интриг? Это же невозможно.

– А я живу отдельно. Я закрылась, и в этом сезоне вообще не обращала ни на кого внимания.

– А можно не обращать внимание, когда критикуют? Вас неплохо «приложили» после победного чемпионата Европы, где Таня и Макс откатали не очень чисто.

– Конечно, неприятно, когда акцентируют внимание на ошибках. Но люди это делают в основном со зла. Или не понимают. Что я им могу сказать? Ну да, переживала в себе. И достаточно. Я не умею плакать – только когда смотрю фильм. Или когда уходят близкие или друзья. Вот это действительно страшно. Меня не надо жалеть, не надо успокаивать. Я всегда думаю: неужели я настолько слабая, что вызываю у людей такие ответные чувства?

Если я проиграла, то готова говорить открыто и честно. Прятатья и закрываться – не мой путь.

– Это так нехарактерно для русских тренеров.

– А я помню себя в такой ситуации. Ницца, 2012-й год. Таня с Максом неудачно откатали короткую, после которой судьи поставили нас на 8-е место. Ниже мы, кстати, не падали за эти четыре года. Я подошла к журналистам. И первый же вопрос: вот тут предыдущий специалист сказал, что пора собирать коньки и уезжать с этого турнира… И я спокойно ответила: нет, мы будем еще кататься и бороться. И мы заняли 2-е место.

Хотя это был сложный момент. Можно было уйти, закопаться. Но мы с ребятами сели у монитора и много-много говорили. Это вообще наша удивительная особенность, когда что-то не получается, мы не замыкаемся, а подбадриваем друг друга. Это естественно, хотя для ребят сперва такой формат был не совсем понятен. Но я за правду.

И когда перед командным турниром мне пришлось говорить Юре Ларионову и Вере Базаровой, что они не в составе, то было, конечно, сложно. Зато я поступила честно.

Это вообще моя проблема – слишком много говорила и говорю правды. Мне даже в 2001-м пришлось уехать на полтора года в Америку. Обиделась, что спортсмены от меня ушли. И дядя, царство небесное, сказал поучительные слова: «Знаешь, уезжай, а через год посмотри: если ребята продолжат прогрессировать, значит, была неправа ты, но если они не состоятся как спортсмены, задумайся, и если захочешь – вернись».

И я не испугалась и вернулась.

«Это вообще моя проблема – слишком много говорила и говорю правды»

– Траньков в одной передаче сказал: «У меня сомневающаяся натура. А Нина Михайловна умеет не подавлять меня, а выслушать и принять таким, какой я есть».

– Я никогда его не перевоспитывала. Он пришел уже сформировавшимся человеком и спортсменом. Я лишь попыталась ему объяснить, что в жизни гораздо больше позитивного.

– Когда Максим на эмоциях говорит в микст-зоне, что «ненавидит фигурное катание», вы как к этому относитесь?

– Сперва мне было это непонятно. А сейчас… Я тоже могу сказать, что ненавижу, когда идет пресыщение работой. Но это эмоции. И учитывайте, что выбор в пользу фигурного катания был не Макса, а его родителей. В холодной Перми идти еще и на каток – а он человек, который любит солнце, море.

– Наверняка, многие отговаривали вас браться за эту работу.

– Личные отношения потому и называются личными, что у каждого выстраиваются по-разному. С одним и тем же человеком кто-то друг, а кто-то враг. Я действительно многое слышала о Максиме – и от Олега Васильева, его предыдущего тренера. Но меня никто не отговаривал. Я осознанно шла работать с этими ребятами. Потому что верила в них.

– На итоговой пресс-конференции Максим назвал вас тренером-менеджером, который не боится привлечь других специалистов к работе, если чего-то не понимает. Вы себя таким ощущаете?

– У нас большая команда. У многих за плечами 10-11 Олимпиад. Врачи, массажисты, которые умеют настроить организм спортсмена на победу. Это и Алла Капранова, замечательный хореограф. И тренер по ОФП Виталий Москаленко, который сам выступал на Олимпийских играх. И многие-многие другие.

– Вспоминаю еще одну вашу фразу: «Когда проходишь все уровни в компьютерной игре, не хочется возвращаться назад. Нужно смотреть только вперед». Куда теперь, когда все медали завоеваны?

– Сейчас меня это мучает. Хотелось бы, наверное, другой игры.

– Вы же понимаете, что другой игры не будет.

– Что, неужели я такая старая? У меня большая группа – Столбова и Климов, Базарова и Ларионов… Но лично сейчас я чувствую опустошение. Когда ты все время посвящаешь фигуристам, ты живешь их жизнью. Я и называю их «мои дети».

– Сын не ревнует?

– Ну, немножко… Но он у меня большой молодец. Взрослый, все понимающий.

Миротворец и упрямец

– Вы могли стать тренером Татьяны Тотьмяниной.

– Я искала для Андрея Чивиляева партнершу. И Таня была идеальным вариантом. И когда я на чемпионате России вслух сказала, что беру ее, другой тренер скатился с трибуны и пригласил ее к себе… Но я сейчас не жалею. По характеру и темпераменту это больше спортсменка Олега Васильева.

«Пару раз был рабочий конфликт. Но Таня миротворец. Она нас собрала в Америке и сказала: «Я вас двоих очень люблю»

– Был момент, когда вы с Траньковым и Волосожар могли разойтись?

– Нет. Была усталость, особенно после первых 8 месяцев… Пару раз был рабочий конфликт. Я проявила неуступчивость. Но Таня миротворец. Она нас собрала в Америке и сказала: «Я вас двоих очень люблю».

– Таня не производит впечатление разговорчивого человека. В общении с журналистами говорит больше Максим.

– У нас разделение труда: Таня говорит на тренировках, а Максим сдерживается при подготовке к соревнованиям. Зато, когда все закаканчивается, его не остановить. Мне с ними интересно. Они меня везде за собой таскают. По Флоренции два дня бегали, и я с удовольствием за ними плелась. Я ведь не бегун.

– Часто вам приходится идти на уступки?

– Я научилась слушать и видеть свои недостатки. Тогда легко принимать недостатки чужие.

– Я вот сейчас вижу, как Максим и Таня тренируются и даже о чем-то спорят. Зачем им это надо после олимпийских медалей?

– Так впереди показательные. Нам же нельзя опозориться… У Макса разболелось плечо как раз потому, что мы отдыхали. Старые травмы любят тонус.

– Таня до Максима тренировалась со Стасом Морозовым – партнером другой комплекции и техники. Многому пришлось переучивать?

– Почти ко всему. Причем в первый год было проще – там превалировали эмоции, нужно было доказывать. А вот дальше пришлось сложнее – перестраиваться и подстраиваться. Травмы сыграли свою роль, врабатываемость еще не пришла, а лихость, наоборот, ушла.

– Вы не боялись брать известную историю «Иисус Христос – суперзвезда» в олимпийский сезон?

– Нет. Слово «боюсь» я вообще не приемлю. Я даже, когда на меня нападал бандит в 95-м, не боялась. У меня было ровно одно ощущение: Иисус и олимпийская медаль. Я была уверена. Мы же смотрели спектакль на Бродвее, видела и хорошо представляла себе образы. На Европе мы пытались донести артистизм, а на Олимпиаде сосредоточились на спортивной части программы.

В 2010-м Максим часто говорил «Я неудачни». И лишь год назад, когда мы выиграли чемпионат мира, я от него впервые услышала «Я успешный»

– Наверное, поэтому многим показалось, что Таня и Максим катались чересчур зажато.

– А знаете как часто Макс говорит: «Лучше, чем надо, не надо».

– Вы видите через четыре года свою лучшую пару на Играх в Пхенчхане?

– Вполне возможно. Они пришли ко мне менее оптимистичными, чем есть сейчас. В 2010-м Максим часто говорил «Я несу в себе ген неудачника». И лишь год назад, когда мы выиграли чемпионат мира в Канаде, я от него впервые услышала «Я успешный». Ради этого и стоило работать…

Нина Мозер: «Серые мышки могут стать чемпионами, но они мало кому интересны»

Фото: РИА Новости/Александр Вильф