Пусть говорят нетребко анна

Пусть говорят нетребко анна thumbnail

С именем сопрано Анны Нетребко прочно ассоциируется возрождение интереса к оперному искусству вообще.

Самая дорогая классическая певица мира, новая Каллас, для кого-то она – богиня стадионов: ничто человеческое Анне не чуждо, даже песни Игоря Крутого. Те, кто знают певицу близко, отмечают ее невероятную по нынешним лицемерным временам естественность, искренность, неизменную доброжелательность и южнорусское хлебосольство. В интервью Ксении Собчак Анна рассказала о болезни сына Тьяго, о том, почему разошлась с отцом ребенка баритональным басом Эрвином Шроттом, и о том, зачем выходит замуж за тенора Юсифа Айвазова. А еще, конечно, о том, как важно быть великой певицей: тогда у тебя есть право отказаться от тех работ, участие в которые противоречит этическим и эстетическим принципам. Для Анны Нетребко это совсем не пустые слова. 

Анна, у вас скоро свадьба, довольно неожиданная даже для тех, кто внимательно следит за вашей жизнью. Как это все случилось, в какие вечера? 

Два года назад, вот в такое же время, осеннее, промозглое, я сидела и думала: никого мне больше ее надо, я так устала от всех, больше ничего не хочу, Мне много лет. размышляла я, в таком возрасте уже даже не влюбляются. И вдруг случился Юсиф.

Он такой хороший, такой семейный человек, что я и у него, и у себя спрашивала: как вышло так, что ты долго жил без никого, – он ведь тоже положил на себя окончательно. Мы вместе работали в Риме с Риккардо Мути над “Манон Леско”. Для меня была огромна честь с ним в первый раз выступать. И вот я приехала с абсолютно невыученной партией. Выхожу на сцену, а там такой шкаф стоит большой. И поет таким красивым, сильным голосом. Мы начали репетировать. И все. Хотя поначалу Юсиф очень меня боялся, убегал. А я все пыталась его соблазнить. Была очень настойчива, иногда прямо с раздражением думала: опять никак – да что ж такое! Ну потом все-таки он сдался. И мы моментально стали жить вместе. У него никого не было, он жил в Милане шестнадцать лет со своим братом и его семьей. Точнее, это они все жили у него в квартире. А он заботился о них, ухаживал за ними, за детьми. Я тоже жила одна. Эрвин не был моим мужем, у нас с ним было так называемое партнерство. 

То есть сейчас у вас первый брак? Не страшно? 

Страшно. Но можно попробовать. Я всегда была против браков, семей, детей. Но после 35 мне надоело жить для себя. Захотелось ребенка, захотелось иметь еще кого-то, кому бы я отдавала свою любовь. Так и получился Тьяго. А вот как с одним человеком можно всю жизнь прожить 0 для меня пока вопрос. Но я надеюсь прожить ее с Юсифом. Он сразу сделал предложение, сказал: я бы хотел, чтобы ты вышла за меня замуж, хочу от тебя детей. Кстати, я, к сожалению, не беременна, вопреки слухам. Это просто я хорошо в самолете поела, и живот обтянул платье. Мы очень стараемся, чтобы был ребенок, но пока не получается. Может, у меня уже возраст прошел, не знаю. 
Да ладно, вы молодая еще женщина! 

Ну почему-то не выходит. Мы год уже пробуем. И так и сяк. Не пойму. Он здоровый, я здоровая. 

Мы вот тоже год пробуем, и пока безрезультатно. Получится! 

Время-то поджимает. Близнецов я уже не потяну. А вот кого-нибудь одного – была бы счастлива. 

А как идет подготовка к свадьбе? 

О, это все вопросы к жениху. Он всем занимается. Азербайджанцы четко знают, как должно все быть. У низ свадьба – главное событие в жизни. Я бы, будь моя воля, вообще обошлась без свадьбы, но для Юсифа это очень важно. Знаю, что удалось договориться с Бельведером. Гостей будет человек двести. Естественно, Киркоров приедет, Крутой с женой. Мы пригласили Пласидо Доминго, Гергиева, но он вряд ли сможет: 29 декабря – это высокий сезон для дирижера. Платье шьет русский дизайнер из Вены Ирина Витязь. На московском концерте с Хворостовским я была в ее наряде – помните, голубое с бантом?… У меня очень крупная грудная клетка, поэтому готовое платье найти крайне тяжело. Разве что Оскар де ла Рента… А Ира знает, что делать с корсетом. И ткани у нее всегда очень красивые. Платье будет белое, но не совсем белое, а такое, жемчужного цвета. Ну и украшения Chopard, конечно, будут: кажется, они хотят сделать мне тиару. Волосы будут не распущенные, а собранные. К сожалению, мне простые вещи не идут. Мне нужно что-нибудь эдакое. Вы бы видели мой гардероб! В нем так все намешано! Я абсолютно ушла от классического стиля. Он мне надоел. Но больше всего наскучил тот самый образ, который я сама же и придумала. 

Да, меня предупреждали, что оперная дива Anna Netrebko – а Анна Нетребко в жизни – совсем другое, эмоциональный и простой человек. 

Какие правильные слова! 

Как вы справляетесь с зазором между кубанской женщиной, у которой броские вещи и яркий интерьер, и классической певицей, работающей с высокодуховной материей? 

Ксения, а можно на “ты”?.. Отвечу так: когда я прихожу в театр, в работе я совершенно другой человек. 

Тебя считают певицей номер один в мире…

Э-э-э, нет, так нельзя сказать. Талантливых людей очень много. И певцов великолепных тоже. Есть десятки других, которые поют лучше меня то, что я не могу петь. 

Тем не менее именно твое имя взвинчивает цену на билеты до астрономических высот, пополняя спекулянтскую кассу. 

Да, это, к сожалению, так. Думаю, это связано с тем, что я очень хорошо знаю, что я делаю, с тем, что я на сто процентов отдаюсь роли. Энергетика у меня довольно сильная, и голос, благодаря расширению грудной клетки, стал довольно крупным, его очень слышно хорошо. Если коротко, я отвечаю за свое качество. И придираюсь к себе, конечно. 

У вас хорошие доходы?

Да, я зарабатываю прилично. Но это, в основном, деньги от концертов. Пятьдесят, сто тысяч за партию в театре – это вранье. В театрах я получаю самую высокую ставку, да, но она даже близко не приближается к указанным суммам. С нее я плачу пятьдесят процентов налога и комиссионных, из нее же оплачиваю проживание в отеле. После этих вычетов остается скромная сумма, которой бы вряд ли хватило на мой “лайфстайл”. Более того, всякий раз, когда я приезжаю в Россию, я начинаю бороться за справедливость, говорю: пожалуйста, не надо продавать на меня билеты за огромные деньги, тем более что мой гонорар от этого не поднимается. Я хочу петь для простых петербуржцев. Вы думаете, хоть раз меня послушали? Никогда! Они продают билеты по таким ценам, что я даже не могу своих друзей пригласить, пытаюсь впихнуть своего педагога на приставной стул.

Анна Нетребко ни разу не пела в спектаклях Большого театра. Почему?

Не складывалось. Но теперь должно получиться: на следующий сезон запланирована постановка “Манон Леско” с моим и Юсифа участием. Для меня огромная честь выступить на этой сцене. 

Ваш уникальный голос подходит и для итальянских опер, и для русских. Вам больше какие нравятся? 

Русских у меня не очень много. Чайковского я вообще начала исполнять только пару лет назад, У меня голос только заматерел к тому моменту. До этого у меня было легкое сопрано. И оно никак не подходило под русскую музыку. А следующая моя новая роль – Вагнер. Там сильный оркестр, крупные музыкальные линии. Это вам не “Любовный напиток”, худой певец просто скончается. “Лоэнгрин” – единственная, наверное, вагнеровская опера, которую я могу петь. 

Читайте также:  Александр цекало и его жена и дети фото

У вас нет страха потерять голос? 

Нет, я не боюсь этого, но, естественно, знаю, что такое может случиться и когда-то обязательно случится. Надо быть готовой ко всему. Профессия – не самое главное в моей жизни. У меня есть масса других вещей и интересов, мне кажется, меня это и спасает. Я не схожу с ума от музыки. 

Вы не суеверны? Когда готовились к Макбет, наверняка думали о том, что Мария Каллас именно на этой партии сломала голос. 

Голос Каллас ушел не после “Макбета”, а из-за того, что она похудела. 

А как вы храните голос? Яйца пьете сырые? Коньяк? 

Да никак не храню. Стараюсь вести нормальный образ жизни. 

Не пьете алкоголь, наверное, несколько дней до спектакля? 

Алкоголь я не пью только перед спектаклем. А так… Нет, есть конечно, какие-то ограничения. Я, например, не могу качать пресс, потому что мыщцы пресса первыми сокращаются, когда не хватает дыхания. А мне нужно, наоборот, их расслаблять, чтобы было крупное дыхание. Вообще, у меня какое-то постоянное ощущение усталости. Видимо, чувствую возраст. Но не как другие женщины: ой, там морщины! – а просто нет былой физической выносливости. И это меня раздражает. Но я не хочу никаких диет или похуданий. Мне удобно в своем весе, в своем росте. Хочу быть такой, какая я есть. И да, мне сорок четыре года. Ненавижу фотошоп. Когда родным показали “Татлер” с моими фотографиями, они меня не узнали. Это что вообще? Причем оригинальные снимки были такие красивые, замечательные, ничего не надо было делать. Они взяли да так урезали мой подбородок, что у меня остался один нос. Я даже в двадцать два так не выглядела. Все это, впрочем, не означает, что я против ЗОЖ. Вы будете удивлены, узнав, как немного я ем. 

Давайте о важном. Вы расплатились по кредитам за свои квартиры – нью-йоркскую и ту, где мы с вами сейчас, в Вене? 

Нет, еще лет двадцать пять выплачивать. 

Вам так хотелось жить именно в Вене? 

Мне дали австрийский паспорт, и спасибо им большое за это. Жизнь стала легче. Язык я так до сих пор и не выучила к стыду своему, но буду сейчас наверстывать. Я сюда переехала, родила ребенка и решила, что вот надо здесь обосноваться. У меня была сначала маленькая квартира, она так и осталась, а потом решила купить что-нибудь побольше. Ходила, смотрела. Потом зашла сюда и решила, что я хочу жить здесь, денег у меня нет, но я возьму кредит. Так и сделала. 

Здесь, в квартире, много всяких детских штук. Видно, что Тьяго, Тиша, как его называете, активно живет. Я не хочу сделать вам больно, но не могу не задать вопрос, тем более что тема эта сейчас очень актуальна. Тиша же – ребенок с особенностями развития. Как вы с этим живете?

А куда мне деваться?

Ну, многие отказываются от подобных детей.

Да вы что! Нет, отказываться нельзя ни в коем случае! Мне это в голову не могло прийти. 

Как вы узнали о болезни? 

Узнала довольно – таки поздно, потому что он… Да по нему не видно было. Совершенно нормальный, самодостаточный ребенок. И это не болезнь, а генетическое изменение. Причем непонятно с чего: я вообще самый здоровый человек в мире и антибиотиков-то почти никогда не принимала. У меня тоже здоровые в семье. Может, со стороны Эрвина. В общем, подозревать что-то начала, когда ему было почти три года. Он почти ничего не говорил, на какие-то вещи совсем не реагировал. Мы заполнили анкету, а нам говорят: это же аутизм. Я в ответ: да вы что, с уча сошли?! Какой аутизм? У моей подруги ребенок аутист, причем крутой, то есть совсем-совсем аутист. Довольно долго я не могла с этой мыслью смириться, и теперь, смирившись, хочу сказать всем мамашам: как только заподозрили неладное, надо тут же, моментально, ничего не боясь, не стесняясь, обращаться за помощью. Потому что на самом деле их можно вытащить оттуда. Я помучилась, конечно, как следует. Получила по голове, по шее, по всем местам жизнь меня побила. Еще Эрвин… В тот момент, когда он узнал про аутизм, он так… (Анна цокает и глубоко вздыхает. – К.С.) Для него это стало потрясением, которое пережить он не смог. Он меня достал. И я сказала: до свидания. Тяжелый человек. талантливый, интересный. Мы какое-то время еще были вместе, но потом я уже просто сказала: все, не надо, я сама. У меня до сих пор панический страх летать с Тишей одной, хотя он великолепно летает уже, но у меня остался вот этот ужас, что вот он начнет истерить, а я не знаю, что делать на паспортном контроле, люди на меня все смотрят и говорят: “Ну что это за мать такая, не может успокоить!” А я и вправду не могу. Кошмарные, страшные перелеты. А истерики в парке, когда люди чуть ли не полицию вызывали, когда он орал, ногами бился, а я его пыталась за ногу тащить. А дело в том, что он растет, понимает, что с ним что-то не то, и вот тут начинается отторжение. На этом этапе требуется помощь. И в Америке, в отличие от Вены, эту помощь оказывают. Никаких таблеток, никакой медицины, ни в коем случае, только игры с психологом. Они приходят с кучей игр и начинают с ним заниматься. Сейчас вот он в школе уже второй год, ученик.

В обычной школе?

Нет, в обычную пока нельзя, к сожалению. Я разговаривала с одним светилом по аутизму, она говорит: мы не знаем причины отклонений. Мы с Димой Хворостовским только что пели в Метрополитен-опере, так вот у тенора-корейца, нашего партнера, тоже ребенок аутист. Их много сейчас рождается. Поэтому повторюсь: не теряйте времени даром! Начать терапию в четыре года – одно, в двенадцать – совсем другое. Если вы посмотрите на Тьяго, вы никогда в жизни не скажете, что он аутист. Он на чистейшем английском читает, складывает. Умный, аккуратный, сам убирает свою одежду. 

Как ваш жених воспринимает эту ситуацию?

Он обожает Тишу, а Тиша обожает его. Только мы ляжем спать, слышим стук пяток, и со всеми этими птицами: “I want to sleep with mama and Юсиф”. Бум – и в кровать. И головы этих птиц безумных, “энгри бердс”. Тиша мультики любит и сказки читает, Баба-Яга его любимица. “Мама, мама я хочу, чтобы Баба-Яга на день рождения пришла”. Позвали Бабу-Ягу, в Краснодаре, на день рождения. 

Вы думали о том, за что такое испытание?

Разумеется. Решила, что наказание. Но непонятно, за что. Я ничего такого не делала, за что нужно было бы наказывать. Может быть, тут такая логика: мы тебе и так много всего хорошего дали, на, получи. Такой бемоль.

Вы известны тем, что умеете оказываться от постановок, которые вам не нравятся. Не спели Манон Леско в Баварской опере. Баден-Баден не услышал вас в “Фаусте”. На “Оперном балу” Елены Образцовой были заявлены вы и Хворостовский – и тоже не случилось.

Наврали, значит, они. На моем веб-сайте – бездарный сайт, кстати, – написано, где я выступаю, и если этого концерта нет, значит он не запланирован. “Фауста” я отменила, потому что эта партия мне уже не интересна. За два года, прошедших с подписания контракта, многое изменилось. И так честно сказала. На самом деле я отказываюсь меньше, чем другие. Просто об этом широко трубят. Единственный мой отказ – и начинается. И болею я довольно редко. Поэтому еще раз скажу слушателям: если я отменила выступление, значит я правда лежу мертвая. 

Читайте также:  Шумахер фото сейчас

Но с “Манон Леско” в Мюнхене была же другая история. 

Там был режиссер Ханс Нойенфельс. Он поставил такой кошмар, никак не связанный ни с музыкой, ни с оперой. Я так ему и сказала: старый хрен, я понимаю, что ты легенда, но Пуччини – тоже не валенок. Он наорал на меня: дескать, это ваша интерпретация никуда не годится, надо нам завтра поработать. Но завтра я уже не пришла. Он ни слова не говорит по-итальянски и не знает даже, про что опера. И обезьяна там какая-то, я должна была чесать шею обезьяны. А я не хочу чесать обезьян! В опере “Манон Леско” нет обезьян! Так что заменили “Евгением Онегиным”, тоже довольно нестандартным. В нем между Ленским и Онегиным были отношения, голые ковбои танцевали. Короче, кошмар. Народ кричал “Б-у-у-у-у!” Татьяна в джинсах клеш, караоке. Я думаю, если уж современное, то надо делать либо совсем полный абсурд, либо стильную, классную постановку, с нюансами. Мне уже поднадоели эти черно-бело-серые с красным платьем постановки, лет пятнадцать одно и то же. Уже хочется сказать: что-нибудь другое придумайте, сделайте желтое хотя бы. Серое, черное, вот эти стены без конца, во всех операх. 

То есть хочется праздника?

Уже – да. Хочу назад академические тпяпки. Дзеффирелли хочу.

Артистам обычно дороги все роли. Но какую-то вы можете выделить?

Макбет. Это моя женщина. Наконец-то я смогла быть самой собой! Не надо было притворяться. 

То есть вы такая роковая?

Нет, я хорошая! Но притворяться мне надо как раз Татьяной, настолько она – не я. Я больше Ольга по натуре своей. 

Анна, объясните мне, пожалуйста, зачем такой серьезной певице, как вы, попса, вы просто любите Киркорова? Не боитесь, что это отпугнет ваших оперных поклонников?

Нет. 

А ваше выступление на “Новой волне” с Юсифом и заявление, что будете писать альбом с Игорем Крутым, как понимать?

Игорь Яковлевич предложил нам записать его песни. Мы послушали, песни красивые, лирические, людям нравятся. Семь штук уже записано. 

Мало вам японцев под окнами, хотите славы общенародной? 

Если бы хотела, давно бы уже занялась, у меня была масса предложений. Большие кроссовер – концерты и все такого рода мне, честно говоря, не интересно. Программа русский романсов дороже во сто крат. Но, с другой стороны. сколько уже можно петь “O mio babbino caro!” Уже в печенках это сидит. А тут вышел, спел такую песню красивую!

Кто ваш главный оперный кумир?

Мария Каллас. Мощнейшее явление. 

Приятно, что вас называют современной Каллас?

Это большой комплимент, огромное спасибо, но не будем трогать Марию. Пусть с миром покоиться ее прах. Тем не менее я очень многому у нее учусь, до сих пор слушаю ее записи. Ни в коем случае не пытаюсь ее копировать, ибо это смертоубийство. Она идеально чувствовала стиль, знала, как построить музыкальную фразу так, чтобы мурашки по коже пошли. Были еще замечательные певицы, но такой, как Каллас, больше не было. 

Как строятся ваши отношения с Юсифом? Он талантливый певец, но не суперзвезда, как вы.

Поверьте, начиная со мной жить, он знал, с кем живет. Я опытнее его во всех отношениях. Но это нормально. Я пою двадцать лет. а он начал совсем недавно.

Как-то продвигаете будущего супруга к мировой славе?

Вы должны понять одну вещь про Юсифа и любого другого певца. Можно быть мужем, братом, сватом, но если у тебя нет голоса, если ты не можешь петь, тебя в оперу не возьмут. Сейчас Юсиф дебютирует в Метрополитен-опере. Это случилось без моего участия, и я с большим волнением жду, что из этого получится. Голос у него очень редкий для теноров, могучий, летящий.

Давайте представим: вот день вашей свадьбы, время клятв. Что вы пообещаете супругу?

Какой ужас! Я об этом не думала! Я вообще не очень сильно кричу о любви. Не признаюсь особо. Но верна буду! У меня вон любимый есть хороший. Зачем мне кто-то еще?.. В отличие от Татьяны, я бы никогда не смогла быть с нелюбимым человеком! Не смогла бы даже просто переспать с человеком, который мне не нравится. Поэтому я, может быть, и не понимала, женщин, которые живут с нелюбимым мужчиной. Видимо, поэтому и боялась завязать отношения надолго. Боялась, что вдруг разлюблю… и все. И жить не смогу потом. Не смогу врать. Вот. В Юсифе есть что-то очень надежное, положительное, фундаментальное. И он очень умный человек. Вроде такой мягкий, как мишка, но у него очень хороший трезвый ум. И не подлый. У него все четко: что хорошо, а что плохо. Он никогда не сделает подлости. 

Ну, это самое главное, да. 

Источник

Источник

Для звездной оперной четы Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова конец ушедшего года ознаменовался серией спектаклей и концертов в Мариинском театре, ставших для них в этот период спасительным “ковчегом” в ситуации отмененных контрактов по всему миру.

Анна Нетребко впервые спела на Мариинской сцене Татьяну в “Евгении Онегине” Чайковского, а Юсиф Эйвазов – Туридду в “Сельской чести” Масканьи.

Вместе они вышли в “Дон Карлосе” Верди. Тенор и сопрано отметили и пятилетие совместной жизни. Новый год он отметили в Вене. Между тем, Юсиф Эйвазов рассказал “РГ”, в чем разница их подходов к опере и попытался спрогнозировать ситуацию с возобновлением полноценной жизни в театрах.

Как выглядит новогодняя Вена?

Юсиф Эйвазов: Новогодняя Вена опустела без туристов, которых в это время обычно бывает очень много. Люди на улице, конечно, есть, но закрыты все магазины, кроме продуктовых, супермаркетов и аптек. Нет и новогодних ярмарок. Не знаю, остался ли работать каток у Ратуши.

Но в Вене даже и при таком не слишком веселом раскладе наверняка невозможно не ощутить духа волшебства зимних праздников, тем более в вашем доме, где всегда так многолюдно.

Юсиф Эйвазов: Несмотря на то, что время грустное, год был паршивый, мы все равно хотим праздника дома, поэтому и елки с Дедом Морозом есть, и даже Щелкунчик стоит. Аня с Тишей (сын Анны Нетребко) гуляли, наткнулись в одной из рождественских витрин на гигантскую куклу и решили сделать себе такой подарок. Праздники никто не отменял, и мы создаем этот праздник, чтобы поддерживать надежду на то, что завтра все будет намного лучше. Надо верить.

А вы любите подарки?

Юсиф Эйвазов: Для меня большим счастьем всегда было дарить подарки, а не получать их, так уж заведено. Подарками меня очень сложно удивить, это должно быть что-то такое совсем необыкновенное. А вот дарить я очень люблю, и для этого мне не нужно дожидаться Рождества, какого-то повода, я могу дарить в любое время года.

Стол в вашем доме наверняка полон разных яств?

Юсиф Эйвазов: На столе – ничего сверхъестественного: столичный салат, селедка под шубой, мясо, курица, рыба – все, как всегда, эти традиции не изменит никто.

Конец минувшего года вы с Анной, на радость российских фанатов, провели в Петербурге, в Мариинском театре, кстати, во многом благодаря локдауну в Европе и Америке. Какие впечатления?

Читайте также:  Дети сергея безрукова и ирины

Юсиф Эйвазов: Для нас было огромным счастьем выступать в Петербурге. Я всегда более тесно сотрудничал и продолжу сотрудничество с Большим театром. Но счастлив, что стал своим и в Мариинке. Для Ани это родной дом – потрясающий театр, где трудятся чудесные, самоотверженные люди: и концертмейстеры, и ассистенты, отвечающие за репетиции, все технические службы, гримеры, костюмеры, с которыми невероятно комфортно. И, конечно, выходить на сцену с Валерием Абисаловичем – большое счастье. Он – величайший музыкант. Можно, конечно, говорить о том, что он мало репетирует, задерживает начало спектаклей. Но при этом надо помнить о том, что он – выдающийся музыкант, когда встает за пульт. И как он ведет оркестр – это нечто экстраординарное! Его энергетика, передающаяся во время спектакля, для меня очень важна. Валерий Абисалович – бесконечно добрый, как отец родной. Я столько тепла чувствовал в его голосе даже когда мы общались по телефону. Это было жизненно необходимо осознавать особенно в такое сложное время. У нас много планов выступать в Мариинском. Я вернусь сюда в феврале после серии спектаклей “Манон Леско” в Москве в конце января, чтобы снова выйти в “Сельской чести” и любимой опере “Пиковая дама” – это моя мечта.

О партии Германа многие тенора мечтают, но так и не берутся, боясь потерять голос. Вам она удалась. Какой-то есть секрет у теноров?

Юсиф Эйвазов: Когда ко мне подходят за советом молодые тенора, признаваясь, что у них проблемы с верхними нотами, я отвечаю, что для того, чтобы они были, их надо петь, не надо бояться, иначе они никогда и не прозвучат. Голос – та же мышца. Спортсмены тренируют их в спортзале, мы – “качаем” у рояля. Чем спокойней и уверенней будешь относиться к своему вокальному аппарату, знать его возможности, не боясь регулярно производить в нем “капитальный ремонт”, тем дольше сможешь удивлять слушателей. Важен бесконечный поиск. Это как машина, которую нужно регулярно разбирать по винтикам и снова собирать.

В партии Германа – очень низкая тесситура на протяжении всей оперы. Если от природы нет хорошего плотного низкого регистра, крепкой, мясистой первой октавы, чтобы наполнить партию и большой оркестр, приходится искусственно подключать какие-то мышцы, чтобы добыть нужный звук, а это может привести к разрушению голосового аппарата. Если бы мой голос от природы не был рожден для таких партий, как Радамес, Манрико, Каварадосси, с которых я начинал карьеру, я бы давно его сломал.

В прошлом сезоне вы заменяли в партии Германа Александра Антоненко в Метрополитен Опера. Спокойно воспринимали предложения заменить кого-то?

Юсиф Эйвазов: Да, с 2015 года моя история там складывалась из череды замен, выступлений во вторых составах, скажем, в “Девушке с Запада”. “Пиковая дама” решила мою судьбу, и я услышал после нее от Питера Гелба, обычно скупого на похвалы, то, что он говорит далеко не каждому артисту: “А что бы ты хотел спеть?” Этот вопрос он задает тем, кто завоевал его признание, убедил, что выходишь на сцену не только потому, что умеешь быстро кого-то заменить, а потому что имеешь на это полное право. Я попросил спеть “Богему”. “Хорошо”, – был мне ответ. Он сдержал свое слово, и в следующем сезоне в Метрополитен я дебютирую в партии Рудольфа. Всю жизнь это было моей огромной мечтой, с тех пор как я увидел, учась еще в Баку, на видеокассете постановку Дзефирелли невероятной красоты с Ренатой Скотто и Лучано Паваротти. Дай Бог, чтобы Мет скорей открылся, чтобы все там наладилось.

Сейчас они переживают страшные времена, как и многие другие театры. Я получил там контракты на “Сельскую честь” и “Девушку с Запада”, и снова “Пиковую даму” в 2025 году. Пару раз в сезон я буду появляться в Нью-Йорке. Но я хочу, чтобы мой голос служил дольше, не утяжелять его постоянными Отелло и де Грие, думать о свежести звучания, высокой позиции. Поэтому в следующем сезоне в моем репертуаре появятся и партии в “Лючии ди Ламмермур” Доницетти, “Риголетто” Верди. Очень важно балансировать, соблюдать правильное бельканто.

В этом году вы отмечаете пятилетие брака. Наверняка степень доверия уже такая, что позволяете себе обсуждать вокальные достижения и проблемы друг друга, в чем-то советоваться?

Юсиф Эйвазов: Крайне редко, разве что только в случае сильных косяков мы можем очень аккуратно друг другу заметить, что “тут как-то вот так получилось”, но абсолютно без обид и претензий. Мне очень удобно с Аней петь на сцене, я знаю ее очень хорошо, знаю ее возможности, ее состояние. В этом плане мы с ней вообще очень разные. Ее система подготовки тотально отличается от моей. Мне нужно перед спектаклем или концертом полтора часа распеваться, а у Ани все просто: минут двадцать распелась – и побежала на сцену. И учит она тоже быстро, а я – медленно. Я не могу выучить оперу за неделю, а она может. Я сойду с ума, если приеду на выпуск продукции, не зная до конца оперу. А она может приехать, не зная, скажем, последнего акта, будет учить на ходу, но к спектаклю все гениально встанет на свои места.

Мы с Анной очень разные. Мне нужно полтора часа распеваться, а у Ани все просто: минут двадцать распелась – и побежала на сцену

Все это было бы прекрасно, если бы не серьезные перемены, произошедшие в мире оперы, которая в большинстве театров поставлена на паузу. В январе вы с Анной должны были петь в “Тоске” в Ковент-Гардене, но, судя по всему, спектакли отменили?

Юсиф Эйвазов: Пока это официально не объявили, но все спектакли отменились. Оставили только один 22 января с трансляцией на BBC и то под большим вопросом. “Заводить” оперный театр заново после длительной паузы ради нескольких спектаклей финансово невыгодно. Все это очень печально. Ясно, что многие маленькие проекты уже никогда не откроются, небольшие оркестры уже разорились, менеджмент понес колоссальные убытки. Выстоят лишь самые крупные театры.

К сожалению, пока в мире большой оперы царит хаос. Более того, это похоже на разорвавшуюся бомбу, которая пока зависла в воздухе. Посчитать истинные потери можно будет лишь после того, как пыль и туман после этого взрыва улягутся, и все заработает в привычном режиме. Многие артисты в плачевном состоянии. Из них работает, может быть, 20%, остальные 80 сидят без работы – это страшное дело. Опера не может существовать онлайн – это уже все прекрасно поняли. Значит, она должна четко вернуться в свое привычное состояние, то есть с публикой в зале, со сменой декораций – других вариантов нет и быть не может. Вопрос только когда это произойдет. На это нужно время. Сейчас все ждут каким будет 2021 год. К лету, когда потеплеет, ситуация может улучшиться. С сентября, может быть, мы вернемся и к привычному режиму. С июня в России, может быть, разрешат 100%-ную заполняемость. В любом случае, будем наблюдать за процессом, заботясь о своем здоровье и обеспечении безопасности жизнедеятельности. Но я не склонен к депрессиям, я – позитивный, поэтому надеюсь, что Новый год будет лучше старого. Главное пожелание, которое я загадываю уже много лет и вновь загадаю в полночь: “Пусть Новый год был лучше, чем старый!”.

Источник