Сергей кожевников биография и личная жизнь

Сергей Кожевников с женой Екатериной и дочерьми Татьяной и Елизаветой в гостиной своего дома в Серебряном Бору. На Сергее: шерстяной костюм, хлопковая рубашка, все dolce & gabbana; кожаные ботинки, fratelli rossetti . На Татьяне: платье из полиэстера, pinko; босоножки из шелка, вискозы и кожи, manolo blahnik; браслет Macri Classica из белого, розового и желтого золота с бриллиантами, buccellati . На Екатерине: хлопковая блузка, Dolce & gabbana; юбка из хлопка и льна, zimmermann; мюли из кожи, шелка и вискозы, manolo blahnik ; металлические серьги Time с золотым и родиевым покрытием и кристаллами, swarovski . На Елизавете: платье из полиамида и полиэстера, ermanno scervino junior; кожаные туфли, dolce & gabbana kids.

«Построить дом – это всегда подвиг, а построить дом мечты, причем современный, – это отдельный героизм. У нас довольно хорошо научились делать классику. А делать так, чтобы две линии сходились в одну точку и не было швов, пока нет. Блоху мы можем подковать, только она прыгать не будет». Так, в сердцах, Сергей Кожевников, человек, на заре новой России основавший империю с показательным для нашего разговора названием «Русская медиагруппа», подводит итог стройке, занявшей четыре года. Впрочем, случись даже у Кожевникова строители не русские, а эстонские, как у одного его мудрого знакомого, эта стройка все равно была бы подвигом. Потому что строил Кожевников в Серебряном Бору.

Серебряный Бор – это наша Юрмала, наш остров Крым, наш, по выражению лично президента Никсона, Кони-Айленд в пятнадцати минутах езды от ЦАО. Вода, реликтовые сосны, пляжи, старые артистические и артистичные дачи, посольские, номенклатурные – жизнь во времена от Шаляпина до Улановой здесь «была похожей на кинофильм», писал Трифонов. А с момента спасительного введения запрета на въезд (при незабвенном Юрии Михайловиче Лужкове, а вовсе не при мэре Собянине, как можно – и нужно – было бы подумать) – остается. Спасибо статусу особо охраняемой природной территории: земля в Бору, как посчитали в прошлом году «Ведомости», стоит в два раза дороже, чем на Рублевке. Особенно хорошо было в карантин. «Гуляли только местные и полицейские, – рассказывает Кожевников. – Я мог пройти километров семь, встретив в лучшем случае одного человека. Уток в этом году нереальное количество – потому что никто не мешал гнездиться».

От дома Кожевниковых пять минут ходьбы до нешумного пляжа №2, семь – до Лемешевской поляны, две – до бывшей дачи посольства США, над которой еще совсем недавно вился сладкий и приятный некоторым дым барбекю-пати. Сергей, его жена Екатерина и их дети живут у дальнего края Бора уже пятнадцать лет. В советские времена здесь был поселок ЦК КПСС, при новой власти его снесли, а редевелопмент поручили «Лукойлу». Тот построил восемнадцать домов, которые так и не смогли продать. «В те годы была невменяемая ситуация с собственностью в Серебряном Бору, никто не хотел здесь покупать, – вспоминает Кожевников. – Продавать дома пришлось самому «Лукойлу». Он и продал – «своим». Здесь находится дом самого Вагита Алекперова, дом его сына Юсуфа, дома Леонида Федуна и прочих вице-президентов.

Понятное и приятное соседство и привело в поселок Кожевниковых. «Дома, построенные здесь в те годы, были «канадскими сэндвичами»: фанера, опилки, – вспоминает Сергей. – Стену можно было проткнуть пальцем. Был один случай: чей-то водитель въехал в дом и снес целый угол. Даже в Канаде это скорее временное жилье, а для наших климатических условий оно вообще не подходит. Плюс собирали эти «сэндвичи» наши строители». Через десять лет стало понятно: дешевле снести и построить новый, чем ремонтировать старый. Однако Серебряный Бор не Барвиха, космический корабль от Захи Хадид здесь не пришвартуешь. «Куча ограничений на строительство: площадь участка, площадь застройки, высота – не более десяти метров, – говорит Кожевников. – То есть архитектурный стиль может быть любым, а все остальное – нельзя. Одно разрешение надо получать минимум два года». До сноса Кожевниковы жили в «русской усадьбе»: «Мне помогал товарищ Сережа Иванов, мосфильмовский художник, – рассказывает Сергей. – Вместе с мастерами, которые оформляли кафе «Пушкинъ», он сделал прекрасную декорацию «усадьба барина». Все киношники были в восторге от нашего дома: там были, например, резные потолки».

Когда «барство» морально и функционально устарело (расколотые при сносе колонны стали стариной буквально: лежат теперь античными руинами под елью в саду), Кожевниковы решили строить дом в стиле кантри. «Но если высота ограничена десятью метрами, а ты хочешь двухэтажный классический дом, то, соответственно, на каждый этаж с учетом скатной крыши и перекрытий приходится метра три. Потолки будут низкими. Значит, надо делать плоскую крышу. Значит, классический дом уже не получается».

Окна хозяйской спальни выходят на собственный кусочек Серебряного Бора Кожевниковых.

«У бюро SAOTA, которое проектировало наш дом, есть принцип – экстерьер должен входить в интерьер, – говорит Сергей. – Поэтому проектированию сада уделялось такое же внимание, как проектированию интерьеров».

Входную группу оформили листами анодированной просечной стали.

Дойдя путем таких логических умозаключений до минимализма, Кожевников поехал смотреть лучшие образцы этого стиля на Среднерусской возвышенности: к Александру Чистякову с Натальей Ионовой, к Оксане Бондаренко с Владимиром Цыгановым. Дальновидный Чистяков посоветовал при любом раскладе взять технадзор: «Каждый строитель будет вешать тебе лапшу на уши» («Технадзор потом сэкономил мне грандиозное количество денег, хотя стоил тоже недешево», – вспоминает Сергей). Ну а Цыганов дал телефон мэтра Юрия Григоряна, который построил им с Оксаной дом на Николиной Горе. Мэтр тогда был в зените славы, только сдал целую «Барвиха Luxury Village» и сообщил Кожевникову: «Старик, я же серьезный архитектор, ну что мне этот коттедж? Вот если город построить…» «Я, конечно, был обескуражен, – рассказывает Сергей. – Ну почему Райт мог строить коттеджи или Норман Фостер там, а Григорян не может?»

Кожевниковы с горя уехали на Мальдивы. Там Сергей занялся серфингом в интернете и «обнаружил, что из пятнадцати проектов, которые мне нравятся, десять принадлежат одной фирме, южноафриканской SAOTA. Посмотрел, казалось, крутая фирма, входит в пятерку модных именно с точки зрения частного строительства». Кожевников даже стушевался писать им сам, попросил своих лондонских адвокатов сделать запрос от уважаемой конторы. Но не прошло и трех дней, как пришел ответ: «Будем в Москве через две недели, нет вопросов». «Стоял февраль, я их спрашиваю: «Какая самая холодная погода, которую вы лично испытывали?» – вспоминает Сергей. – Они говорят: «А сегодня сколько градусов?» Я говорю: «Минус восемь». «Вот эта самая холодная. Но вы не волнуйтесь, мы строим и в Швейцарии, и в Канаде, всегда привлекаем местного подрядчика, который все знает про местные условия».

Люстру из муранского стекла спроектировало южноафриканское бюро ARRCC, а сделали в Венеции.

Кресла в библиотеке – нидерландской марки Artifort.

А дальше все уперлось в третью великую русскую беду, объединяющую первые две, – строителей. «У нас почти никто не строит минимализм, – объясняет Сергей. – Потому что технология строительства дома абсолютно другая». «Строители говорили: «Мы не можем сделать такое длинное перекрытие, оно не выдержит, надо ставить колонну», – добавляет Екатерина. – Я говорю: «Так вот же проект, чертежи, все рассчитано». А они: «У нас же снеговые нагрузки!». Или лестница, которую в SAOTA спроектировали так, что у нее только одна точка опоры, причем наверху. «На чем она будет держаться? – говорили. – Что вам эти африканцы понавыдумывали? Гоните их метлами».

«Вашим читателям, которые захотят строить в России минимализм, даю совет, – говорит Сергей. – Берите людей, которые занимаются промышленным строительством – возводят современные ангары, торговые площадки, аэропорты. Те, кто занимается коттеджным строительством, просто не представляют, как это делается».

В итоге стальную лестницу целиком отлили в Германии: в нашей стране, над которой никогда не заходит солнце мартеновских печей, не нашлось завода, способного это сделать. С изготовлением «золотой» входной группы, которой впору сниматься в «Матрице», было проще. Металлические листы нужно было покрыть нитридом титана. В России нашелся завод с печами подходящего размера, который вдобавок снизошел до того, чтобы взять частный заказ. «Подобными вещами у нас занимается либо космическая промышленность, либо военная», – объясняет Сергей. Зато теперь футуристичный портал в мир Кожевниковых – новая достопримечательность лукойловского поселка. «Я увидел на выставке проект австралийских архитекторов, которые используют просечной металл, – рассказывает Сергей. – Какая-то чуть ли не автостоянка четырехэтажная выглядела легко и воздушно. Наш поселок довольно консервативный по своей ментальности, но я не нефтяник, пиетет перед теми или иными людьми у меня отсутствует. К тому же не было фактора «мой дом не должен быть лучше, чем у начальника». В общем, я показал ту автостоянку ребятам из SAOTA и сказал: «Делаем нарядно».

Что по поводу жизни с видом на эту сталь думают суровые люди, прошедшие горнила Когалыма, корреспонденту «Татлера» выяснить не удалось. А вот соседка сбоку, вдова правоведа Кутафина, того самого, чьим именем названа Московская государственная юридическая академия, попросила Кожевниковых посадить под елями, отделяющими ее коттедж от шедевра южноафриканского модернизма, туи побольше и погуще. Сергей с Екатериной не просто согласились, а даже еще поставили на террасе перед елями красивую неваляшку цвета металлик скульптора Григория Орехова. Такую в прошлом году имел счастье наблюдать всякий входящий в Столешников переулок, а теперь будет наслаждаться вдова юридического академика.

А вот сплошное остекление поначалу смущало самих хозяев. Сейчас привыкли. «В Москве мало солнечных дней, живешь как крот, всегда темно, – говорит Екатерина. – А здесь мы не включаем свет до последнего, это, конечно, другое ощущение от жизни».

Скульптура в холле (для нее в проекте сразу запланировали нишу) появилась после долгих поисков. Ее специально создал украинский мастер Назар Билык.

Перец французского скульптора Патрика Лароша был куплен, когда дом только задумывался, но идеально вписался в интерьер.

Для работы над интерьером дома была приглашена студия Max Kasymov Interior/Design, у которой был опыт сотрудничества с SAOTA. Большую часть мебели для проекта студия изготовила на собственном производстве под Москвой. Кожевниковы, конечно, активно участвовали в процессе. Сергею, как признается он сам, очень пригодился бэкграунд: он окончил художественное училище и Строгановку, в девяностые владел галереей и прекрасно рисовал. Студенческие картины кочевали из дома в дом, стояли у стенки и только теперь вышли на первый план. В ванной двадцатиоднолетнего сына Федора, к примеру, экспонируется жанр ню («Мы решили, что такая женщина в ванной парню понравится», – смеется Екатерина). Коллекция старинных икон, для которых раньше тоже не было «своего места», теперь украшает стену галереи на втором этаже. «В SAOTA нам говорили, что вписать их в дизайн вряд ли удастся: где иконы и где минимализм? – рассказывает Сергей. – Но мы их не послушали и даже наоборот: повесили все сразу, на одной стене, шпалерной развеской, и это теперь выглядит как современный арт».

А вот семейное собрание старой живописи все-таки отправилось в запасники: и лорд Бекингем 1612 года, и портрет Карло де Медичи (такой же висит в Уффици), и монументальный «Привал каравана» автора Бородинской панорамы Франца Рубо. Старший сын, двадцатитрехлетний Тимофей, пытался повесить «Караван» у себя в комнате, но родители сказали: «Комната, конечно, твоя, но дом наш». Вообще-то Тимофей дома почти не появляется. После Haileybury College в Хартфордшире отправился в Чепменский университет в Калифорнии, отучился там на управлении бизнесом, а сейчас в Нью-Йоркском университете готовится стать магистром в сфере недвижимости, специализируется на финансах и инвестициях. Младший сын Кожевниковых Федор окончил кембриджский колледж MPW, «с рождения интересовался самолетами» и поступил в Университет аэронавтики Эмбри-Риддла во Флориде. Вскоре Федор получит степень бакалавра по администрированию в авиационном бизнесе, но уже учится в магистратуре по финансам в авиабизнесе. Плюс занимается в летной школе Epic Flight Academy.

Сестра Федора и Тимофея, семнадцатилетняя Татьяна, увлекается модой с прицелом на Институт Марангони, но пока оканчивает Англо-американскую школу в Москве. Туда же ходит и младшая дочь Кожевниковых, десятилетняя Елизавета.

Их героические мать с отцом «еще в том состоянии, когда не надо, чтобы дети ходили в спальню к родителям». Поэтому, проектируя дом, отделили мастер-блок – свои спальню, ванную и гардеробную – от прочих комнат на втором этаже мостиком. Скрыта от любопытных глаз и кухня. «В старом доме была открытая кухня – мы намучались: все-таки это запахи, – рассказывает Екатерина. – Зато теперь запахов нет. Когда бывают праздники и мы заказываем повара, то его не видим. Когда готовлю сама, даже если у меня стоит там гора посуды, никто об этом не знает. Как в шкафу: закрыли – чисто».

По той же причине в доме нет открытых полок: все, кроме искусства, спрятано за глянцевыми стеновыми панелями, во встроенных шкафах. С одной стороны, шучу я, для нашего ковидного времени интерьер лучше не придумаешь: санитарную обработку помещений можно проводить каждые два часа, как завещал Роспотребнадзор. С другой – не страшновато ли жить в таком стерильном минимализме? Успеем еще насмотреться на него в Коммунарке. «Дом, конечно, живет, – соглашается Сергей. – Появляются какие-то фотографии, что-то привозится из поездок, дети что-то где-то приклеят. Как говорил мой профессор, «произведение искусства разрушается с момента создания». «Но нас это не беспокоит, – добавляет Екатерина. – Стерильные интерьеры существуют только на стадии проекта. А в доме, где много детей и гостей, никогда не будет идеального порядка. Зато есть жизнь».

Кстати, о гостях. Их Кожевниковы приглашают по принципу «сколько человек могут сесть за стол в столовой, столько и надо звать». «Когда больше десяти человек, компания распадается, – говорит Екатерина. – А нам хочется сидеть вместе». Обязательно зовут близких друзей – Григория Лепса с женой Анной. Кожевниковы с ними «вместе, плотно» и в Москве, и в Италии (в Форте-деи-Марми у Сергея с Екатериной – летний домик на гектаре земли, не чета серебряноборским тринадцати соткам). Часто приходят Емельян Захаров с Александрой Вертинской, Сюткины, Валерий Меладзе с Альбиной Джанабаевой, сосед через три дома Олег Газманов, классик глянца Влад Локтев, автор фотографии, украшающей в гостиной целую стену. Регулярно бывает Эмин Агаларов, вместе с которым Кожевников основал телеканал «Твой дом» и премию «Жара Music Awards». Правда, в последнее время приходит в одиночестве: «Говорит: «Ну жены теперь нет, а просто с девушкой абы какой я не могу к тебе приехать», – рассказывает Сергей.

Эпицентр вечеринок у Кожевниковых – барная стойка, обшитая белоснежными алебастровыми панелями с подсветкой. Стойка – такой же непростой судьбы, как и весь этот дом. Похожую Сергей увидел на любимой миланской выставке Salone del Mobile. «Обычно такие стойки делают из желтого оникса, – говорит Екатерина. – А когда подсвечиваешь желтый оникс, возникает эффект описанного снега. Нам такого не хотелось». После долгих поисков материала, который не оскорблял бы их эстетических чувств, Кожевниковы вышли на небольшую французскую фирму, которая разрабатывает карьер с залежами алебастра. И оказалось, что алебастр этот – как раз той самой твердости, которая нужна, чтобы его можно было нарезать на тончайшие листы. Перфекционисты Кожевниковы выдохнули.

И взялись за стены в гостиной. «Нам было важно, чтобы стена не стояла на полу, а чуть-чуть до него не доходила, – рассказывает Сергей. – Появляется ощущение, что она легче, хотя щель минимальная – люди таких мелочей не замечают. Строителям это неудобно делать: надо сидеть с миллиметром. Говорили: «Мы потом прикроем штапиком». А мне не нужен штапик». Кожевниковы даже сняли соседский дом, каждый день приходили на стройку с проверкой и говорят теперь, что это было самое верное решение.

На Татьяне: боди из нейлона и хлопка, lavarice; шелковая юбка, gucci. На Екатерине: боди из полиамида и эластана, «паче»; юбка из шерсти и вискозы, jil sander; кожаный ремень, alberta ferretti; серьги My Dior из белого золота с бриллиантами, dior joaillerie.

Пальто из шерсти и хлопка, Marina Rinaldi; кожаные туфли, Saint Laurent by AnthonY Vaccarello; золотые серьги My Dior, dior joaillerie.

Это уже четвертый дом, который они построили вместе, так что учли все свои пристрастия и привычки. Поэтому в нем нет бани, бильярдной, винной комнаты, бассейна, даже мало-мальского джакузи – «атрибутов первоначального накопления капитала». «Только два человека среди моих многочисленных знакомых пользуются бассейном регулярно, а не так, чтобы привести и сказать: «У меня здесь бассейн», – говорит Екатерина. – Остальные свои бассейны обслуживают, борются с влажностью». «Мне хватает погружений, «лягушатник» мне не нужен, – добавляет сертифицированный дайвмастер Сергей. – Если вдруг приспичит поиграть в бильярд, я могу пойти в клуб нашего поселка. А насчет винной комнаты: мы поняли, что не такие уж и пьющие. У нас в Италии есть винный погреб, но и там мы не выпиваем то количество, которое есть. Есть вина, которые лежат там по пятнадцать–двадцать лет. Мы приходим, открываем – и понимаем, что это надо выливать».

Пощадить решили только кинозал, еще один символ красивой жизни эпохи, когда доллар был по двадцать шесть рублей, а люди запоем читали не «Татлер», а Оксану Робски. Сергей, создатель важнейших медиаресурсов той прекрасной эпохи, от «Русского радио» до телеканала Ru.tv, давно все понял о контенте будущего и сейчас работает в компании «ЭР-Телеком», одном из крупнейших интернет-провайдеров России. «Я директор по контенту, то есть смотрю очень много фильмов, выбираю каналы, сериалы». Пользуясь случаем, прошу поделиться инсайдом. «Я считаю, что самое сейчас актуальное – проекты на стыке коммерческого и артхаусного кино. Например, фильм «Джентльмены» – прекрасное коммерческое кино, но вкусное. Понятно, почему сейчас режиссеру дали деньги снимать сериал. «Успеть за две недели» – тоже такой английский то ли треш, то ли комедия. Из русских – «Содержанки», безусловно, прекрасное коммерческое кино. Хотя у меня к Богомолову есть вопрос технологический: у него всегда почему-то завален звук. На какую бы громкость ни ставил, все равно плохо слышно, что люди говорят. Я понимаю, что это некая его фишка, но считаю, это неправильно. В театре тоже используют сценический шепот. Но там актер должен говорить шепотом так, чтобы зритель даже в восемнадцатом ряду слышал. Не понимаю, почему Богомолов не может делать это на телевидении». Отрадно, что у человека, имя которого для каждого элитного строителя Москвы теперь звучит как имя Богомолова – для кинокритика Зинаиды Пронченко, к Константину Юрьевичу есть всего один-единственный вопрос.

«На свое пятилетие наша младшая дочь Лиза попросила зебру. Ее крестная, певица Валерия, сказала, что пода­рит. Никто не думал, что зебра будет в натуральную величину».