Спиваков биография личная жизнь дети

12 сентября дирижеру Владимиру Спивакову исполнилось 75 лет. А в мае 2013-го маэстро вместе с женой Сати дали редкое интервью о своих отношениях. Образцовые супруги наконец раскрыли формулу своей любви.

«Pour vivre heureux, vivons cachés – хочешь жить счастливо, живи втайне». Сати, облаченная в шелковую пижаму от своей подруги Ренаты Литвиновой, цитирует мудрую французскую поговорку, и мы вместе смеемся над иронией момента: в гостеприимную двухэтажную квартиру в Шведском тупике я пришла брать интервью на тему «Cпиваковы. Тридцать лет вместе», а значит, предстоят обязательные вопросы о первом поцелуе, первой брачной ночи, первых подозрениях и ссорах, о первом «хочу» и первом «нельзя» – обо всем, что составляет секрет удачной семейной «фирмы» и без чего невозможно по нотам разыграть классическую love story. «Знаешь, я помню этот первый поцелуй! Смешно – рядом был стол, который с тех пор путешествует с нами из квартиры в квартиру! И чашки с чаем, и серебряная сахарница. Чашки все побиты, а сахарница до сих пор играет главную роль на кухне… Так что два немых свидетеля поцелуя до сих пор с нами».

Спиваковы – публичные люди, они спокойно реагируют на диктофон и камеру, с удовольствием (по крайней мере Сати) снимаются для журналов, но их совершенно невозможно представить в формате «Такие-то на две недели уединились в бунгало на Сейшелах, чтобы дать десятиполосное интервью еженедельнику X». А вместе с тем им есть что рассказать – и для этого совсем не обязательно лететь на острова. Они опровергают Толстого: эта семья счастлива по-своему.

Гулять на годовщины у них не принято: больше всего в жизни Спиваковы боятся юбилейной обязаловки и натужного веселья. Серебряную свадьбу, в виде исключения, отметили. Это было еще до того, как Сати подружилась с промоутером Михаилом Друяном. А потому все случилось по столичным меркам тихо и скромно. В золотом зале «Турандот» собралось человек сорок самых близких – дети, родственники, друзья. Тамаду не пригласили, певицу Шакиру не абонировали – гости сами брали микрофон и произносили трогательные тосты. Константин Эрнст, который, как оказалось, познакомился с женой в Большом зале Консерватории на концерте Спивакова, заметил: «Жить так, как живут Сати и Володя, – это чистой воды литература». В тот же вечер случилось знаменательное примирение, со слезами и поцелуями, между Виталием Яковлевичем Вульфом и Кириллом Серебренниковым, и хотя бы ради этого, шутит Сати, стоило праздник затевать.

ВЛАДИМИР И САТИ СПИВАКОВЫ В СВЕТЛАНОВСКОМ ЗАЛЕ МОСКОВСКОГО ДОМА МУЗЫКИ. НА САТИ: ШЕРСТЯНЫЕ ЖАКЕТ И БРЮКИ, ШЕЛКОВЫЙ ТОП, ВСЕ DIOR; КОЛЬЕ ИЗ БЕЛОГО ЗОЛОТА С БРИЛЛИАНТАМИ, DAVID MORRIS.

В этом году Сати вовремя обнаружила, что на девятнадцатое апреля у супруга назначен концерт. Пришлось элегантно, по-парижски, топнуть ногой. Выступление было перенесено, и семья соберется в Париже, в своей квартире на rue Verdi. Дочери, племянница Саша, дочь покойной сестры Спивакова, которую они много лет назад удочерили, мама Сати, живущая в Париже. Так совпало, что в этот день средней дочери Татьяне исполняется двадцать пять лет. Подарок отец купил еще два года назад, и все это время винтажные часы терпеливо дожидались своего часа. Подарок Сати – даже два – любящий супруг тоже приготовил. На следующий день, во время нашего интервью в Доме музыки, он с горящими глазами описывает, что, где и ценой каких невероятных усилий ему удалось добыть и как он, человек-праздник, собирался обставить вручение, но тут я промолчу – иначе сюрприза не получится.

В столь широких жестах – весь Спиваков. В нем удивительным образом сочетается не спонтанная, а именно что продуманная до последнего мелизма забота о близких – «Это как заранее готовить программу – не блины ведь печь» – с патологической рассеянностью, присущей творческим людям. Недавно, сдавая пальто мужа в химчистку, Сати выпотрошила его карманы и не удержалась, сфотографировала содержимое, ибо с ним можно было пару месяцев прожить на необитаемом острове. Раз в год в отсутствие супруга Сати вооружается тряпкой и моющими средствами, приходит в его «президентский» кабинет в Доме музыки и выносит оттуда десять мешков мусора: «Сам он не в состоянии выкинуть ни одной бумажки и хорошо себя чувствует, только когда вокруг эдакая “Москва-Сортировочная”. После моих “зачисток” Володя жутко ругается, что ничего не может найти, а я терпеливо объясняю, что этот ящик для струн, этот – для нот».

А между тем на журнальном столике в их московской квартире прямо передо мной лежат две крошечные коробочки с аккуратными наклейками, оставленные маэстро: в одной – старинное, бог весть где найденное пенсне – «для Танечкиного театра», брошка – «для подруги семьи Патриции ко дню рождения». Вот какие черты характера уживаются в одном человеке – боксере и скрипаче.

Прожить вместе так, как живут Сати с Владимиром Теодоровичем, — это чистой воды литература.

Сама Сати с некоторым сожалением признается, что ей никогда не удавались творческие подарки – все эти гирлянды из воздушных шаров и «люблю» на асфальте перед домом. Единственная попытка преподнести «нематериальный» сюрприз обернулась против нее: на шестидесятипятилетие она подарила мужу померанского шпица Беатрис, но Спиваков по-прежнему обожает парижского йорка Сару, а к московской Басе не прикипел, объясняя это разницей между любовью и увлечением. Был еще один случай: на восемнадцатилетие одна из дочерей полушутя бросила: «Хочу группу “Корни”». Сати расстаралась. Гости возвратились из ресторана – дети, их французские приятели, а тут – Паша Артемьев прямо с порога поет: «С днем рождения, Таня!» Лицо дочери Сати не может забыть до сих пор. «Мама, какой позор! – только и прошептала та. – Я же пошутила». Так что с подарком мужу мадам Спивакова пока не определилась: «Его могла бы обрадовать хорошая картина, но вряд ли хватит денег купить что-то по-настоящему ценное».

К деньгам в этой семье относятся удивительно легко – разделяя небезосновательное убеждение Оскара Уайльда в том, что только люди, не имеющие воображения, живут по средствам. «Я благодарна Володе за то, что мы всегда жили как люди с огромным воображением. И часто тратили последнее». «Хочется – бери! Один раз живем, я тебя умоляю», – говорил Спиваков, надевая на палец супруги нескромное кольцо. Именно так было заведено и в Ереване, в семье Сати: «Папа, известный в Армении музыкант, зарабатывал очень немного, мама тоже, но у нас всегда был дом – полная чаша. Папа говорил: деньги нужны, чтобы их тратить. Поэтому, наверное, я вряд ли смогла бы жить с мужчиной-жлобом, который до копейки считает, сколько жена тратит на укладку и наряды. С другой стороны, у меня счастливый характер: в материальном плане я никогда не мечтаю о том, чего мне иметь не суждено. Меня поразило как-то раз, с какой уверенностью одна популярная телеведущая заявила: “У меня обязательно будет свой самолет”. Наверное, если бы я поставила перед собой задачу иметь самолет, я бы что-то для этого предприняла – поменяла профессию, по-другому вышла замуж… Но как потом жить со всеми этими самолетами и яхтами?» И правда – как слушать рык двигателей вместо волшебных звуков баховской «Чаконы»?

В ДЕНЬ СВАДЬБЫ В ПАРКЕ «ТРОПАРЕВО», 1983.

В их жизни была страница, которую Сати вспоминает неохотно: начало девяностых, Испания, крошечный город в регионе Астурия. Переезд «Виртуозов Москвы» по приглашению королевского дома Испании чуть не стоил Спиваковым семьи. Их браку стукнуло десять лет, родились две очаровательные девочки, но никогда Сати, тонкая и звонкая красавица, не чувствовала себя настолько неуверенной. «Помню, узнав, что мы все-таки уезжаем из Москвы, я проревела несколько часов в аэропорту Мадрида, – а мой муж сообщил мне об этом как о невероятном везении! Я как будто наперед увидела, что нас ждет. Пустоту и бездну почувствовала, только объяснить, облечь это в слова не смогла». Владимир постоянно пропадал на гастролях, а его молодую жену взяли в плотное кольцо завистники и недоброжелатели, никак не желавшие признать ее своей. Была еще некая дама, исполнявшая функции секретаря Спивакова, – душеприказчица, заведовавшая его счетами и графиком. «Володя – человек доверчивый и настолько далекий от быта, что часто верит тому, кто берет в руки организацию его жизни, – вспоминает Сати. – А я была тем еще подарком: постоянно нудила, не могла найти себе применения. Мне хотелось работать, мне стукнуло тридцать, и казалось, что жизнь кончена. Я ходила в жутком настроении, влюбилась в одного, второй был влюблен в меня, мобильных телефонов и sms тогда еще не придумали, но были письма, которые заботливая секретарша однажды положила мужу под нос… Это были ничего не значащие влюбленности – “ах, я влюбилась”. А через пять дней уже понимаешь, какой это кошмар. Мне просто нравилось, что каждый день кто-то твердит, какая я замечательная – на фоне равнодушного отдалившегося мужа, который возвращается с гастролей и пилит: “То не так и это не эдак”. Володю накручивали, он будто варился в зловредной пене. А противопоставить этой пене улыбку, безупречный внешний вид, класс у меня не хватало духа и опыта. Только спустя годы я поняла, что рядом с таким человеком необходимо самой становиться личностью».

Два месяца они не жили вместе. Совсем. Она осталась в Испании, он переехал во Францию. Повторял как заведенный: «Детей я не брошу, но жить с тобой больше не хочу». Точнее, его убеждали, что не хочет, и в какой-то момент он сам в это поверил. Разлука продолжалась до тех пор, пока Сати физически не возникла на пороге его съемной квартиры в Париже, минуя все преграды. А они были одна изощреннее другой – у нее даже украли паспорт, и Спивакова все-таки решилась без документов, на туристическом автобусе, ночью пересечь границу, полагая, видимо, что хуже, чем есть, уже не будет. «В моменты кризиса женщина должна сама решить – бороться за свою любовь или начинать новую жизнь. Это до сих пор мое убеждение», – говорит она сегодня.

В ту ночь она появилась в Париже, и вся ярость Спивакова улетучилась. Он понял, что безумно по ней скучает, она поняла, что не может без него жить – именно она, сама по себе, а вовсе не потому, что у них есть дети. И спустя десять лет между ними вспыхнула невероятная страсть. Результатом которой стало рождение третьей дочери Ани.

ШЕЛКОВАЯ ЮБКА, ALEXANDER MCQUEEN; ШЕЛКОВЫЕ БОСОНОЖКИ СО СТРАЗАМИ, RENÉ CAOVILLA; БРАСЛЕТ ИЗ БЕЛОГО ЗОЛОТА С БРИЛЛИАНТАМИ, BVLGARI.

Хотя впервые их брак был испытан на прочность актерскими амбициями Сати. 1986 год. Дочери Кате исполнилось полтора года. Подающая надежды актриса «Арменфильма», взвывшая от однообразия материнских радостей, решила вернуться в столицу самой маленькой республики СССР на съемки. Спиваков тем временем уехал на два месяца на гастроли. Связи не было. Близкое окружение подзуживало его: «Вот, мол, актриса, молодая, фильм о любви, ты далеко, она там неизвестно что вытворяет». Однажды Володя без предупреждения нагрянул в Ереван и несколько часов подряд дефилировал у подъезда, ожидая, с кем супруга вернется домой. Сати прибыла на микроавтобусе. Человек восемь артистов высыпали на улицу: «Ой, это твой муж? Познакомь!» «А Вова со злющими глазами смотрит на одного, на другого: который? Не хватало кинжала, чтобы полоснуть кого-то по горлу», – вспоминает Сати со смехом.

На студии шушукались: «Муж ревнивый – лучше не приглашать ее сниматься». Карьера «задалась». Ей еще дважды предлагали интересные сценарии. Но Сати приняла окончательное решение: семья – важнее. И в первую очередь муж, ведь она не скрывает, что всегда была больше женой, чем матерью.

«После рождения третьей дочери Анны, в 1994-м, я наконец поверила в свои силы и на многие годы стала Володиным продюсером, ассистентом, секретарем. Жила его заботами. А потом, в начале двухтысячных, когда мы фактически вернулись в Москву и всем стали ведать специально обученные профессионалы, я испугалась, что вот-вот перейду в категорию “жена знаменитого дирижера” – есть такая “профессия”, даже больше – архетип».

Тогда, двенадцать лет назад, она согласилась сняться в цикле монопрограмм на «Культуре», потом в ее жизни на четыре года появился Первый канал с авторской программой «Сати», дальше снова «Культура» и почти пятилетний цикл интервью с музыкантами «Камертон», и вот три года назад – ток-шоу «Сати. Нескучная классика», первой гостьей которого стала Майя Плисецкая. «Незаметно для себя самой я освоила профессию тележурналиста, которую сегодня обожаю не меньше актерской. И наконец чувствую, что нашла себя и занимаюсь любимым делом». А главное, Сати наконец почувствовала ту поддержку мужа, которой ей в свое время не хватило, чтобы состояться как актрисе. Спивакову стало интересно, что делает его супруга. «Порой мне даже неловко оттого, что он у всех спрашивает: “А вы видели последнюю передачу?” Тут он вдруг вспомнил, что в марте у меня выходит сотая программа и это надо отметить».

Гостями юбилейного выпуска символически стали Майя Плисецкая и Родион Щедрин, посвятивший супруге пять балетов. И именно эту удивительную пару вспоминает Сати, когда я прошу ее привести примеры идеальных супружеских союзов: «Они не потеряли такого, знаешь, дребезжания воздуха, трепетного дрожания рук, восхищения во взгляде друг на друга. Это невозможно сыграть – просто видно, что им друг с другом интересно и легко».

«Я горжусь тем, что Володины победы — немного и мои. И создание оркестра, и его скрипичное долголетие».

Проверкой отношений на прочность для нее является именно это самое волнение, дрожание, желание быть вдвоем. Без детей, без друзей и глянцевых еженедельников. Сразу после Нового года Спиваковы улетели на Мальдивы, и «мне было хорошо даже не потому, что сердце неровно билось, как у влюбленной девочки, а потому, что я знаю: рядом родной человек. Мне интересно ему что-то почитать, ему приятно мне что-то рассказать. Между нами – постоянный взаимообмен энергией, обмен чувств. Не на уровне “выпил ли он на ночь лекарство от давления”, как у старых пар. Ты просто ощущаешь ночью его дыхание и думаешь во сне: “Боже, как хорошо”. Наверное, это и есть индикатор настоящего металла, а не сусального золота».

А меж тем спроси ее, будет ли так всегда, и она философски ответит: «Надеюсь! Но разве можно знать заранее, что с нами будет дальше? Если с человеком хорошо сегодня, это вовсе не означает, что с ним будет так же хорошо спустя десять лет. Нельзя заставить искусственно любить, когда чувство ушло. Да, каждый сам определяет меру ответственности перед своей второй половиной, мы в ответе за тех, кого приручили, и надо раз десять подумать, прежде чем что-то ломать. Но если человек стал тебе неприятен физически, неинтересен, с ним скучно и свою единственную жизнь ты проживаешь с ним только во имя материального комфорта и от страха что-то изменить – надо бежать».

Спиваковым хочется, чтобы их дочери жили в браке долго и счастливо и сохранили это юношеское волнение сердца, но навязывать свои представления о жизни супруги никогда не пытались. Девочки разъехались: Катя – в Нью-Йорке, Таня и Саша – в Париже, младшая, Аня, – в Бостоне. У них есть бойфренды, замуж не спешат.

ШЕРСТЯНОЕ ПЛАТЬЕ, AZZEDINE ALAÏA; ТУФЛИ ИЗ ЛАКИРОВАННОЙ КОЖИ И ПЛАСТИКА, CHRISTIAN LOUBOUTIN; КОЛЬЦО ИЗ БЕЛОГО ЗОЛОТА С БРИЛЛИАНТАМИ, HARRY WINSTON.

«В нашей семье господствует правда, – рассказывает Владимир Теодорович. – Мы всегда воспитывали дочек так, чтобы личность оставалась личностью. У детей должен быть выбор. Я точно знаю, что мои девочки не растворятся в толпе, в своем избраннике. Вспоминаю, как однажды, когда старшей было лет тринадцать, я усомнился в правдивости ее слов. Она вспыхнула: “Как ты можешь мне не верить?” Мне стало так стыдно, я съежился внутри и подумал: и правда, как? Наши девочки скромны и совершенно антибуржуазны. Всегда и всем довольны, что бывает нечасто. Ведь человек, который недоволен тем, что имеет, никогда не будет рад тому, что хотел бы иметь. Татьяна, например, окончив Парижскую консерваторию, прекрасно играет на флейте и дает частные уроки, но берет с учеников всего двенадцать евро в час. Я недоумеваю: “Это же собес какой-то”. А она: “Мне совесть не позволяет брать больше”. В прошлом году девочки, кстати, вместе сделали спектакль: поставила его Таня, стихи к нему написала Катя, а музыку и песни сочинила Аня. И сама же спела».

При всей необъятной любви и отцовской нежности Спиваков может позвонить им раз в неделю – Сати же с ними на связи ежедневно. Она любит поздно вечером выпить бокал белого вина – он не пьет вообще, а если вдруг и выпьет, то только бейлис. Она, блистательная красавица, не покидающая дом без укладки и маникюра, неравнодушна к шопингу – Владимира Теодоровича не затащить в магазины, и супруге приходится идти на невероятные ухищрения, чтобы заставить его примерить новый костюм. Он неохотно посещает шумные мероприятия, ему приятнее остаться дома с партитурой, зато в Париже ему нравится с утра пойти на рынок – «а я уже туда находилась». У них масса общих интересов и еще столько же разных, и их жизнь – это постоянное движение навстречу друг другу.

«Так что все-таки позволило вашему браку состояться?» – спрашиваю я у Спивакова. «Во многом Сатина душевная тонкость. Творчество нуждается в одиночестве, в обдумывании, в свободе от быта. Искусство – это мостик, который соединяет материальное с духовным, но мостик должен стоять на крепких опорах. Сати – мой друг и советчик. Она сопереживает моим успехам. Радуется. Критикует. Ведь говорят, что разделенная радость – это двойная радость, а разделенная печаль – это половина печали».

«Наши дочки всегда всем довольны. Человек, недовольный тем, что имеет, никогда не будет доволен тем, о чем мечтает».

«Сати полна планов, желаний и мечтаний, и все рядом с ней подпадают под ее излучение – муж, дочери, сестры, подруги, даже собачки, которые вечно просятся ей на руки, – говорит о Спиваковой Рената Литвинова. – Она всеми повелевает, как царица. При этом она по-детски простодушна, преданна и ранима, черное у нее черное, а белое – белое. Она как инфернальная повелительница ветров из черно-белой сказки, в которой так и не сыграла, но уверена, еще сыграет. В Сати есть способность жить жизни одну за другой, словно ей дана энергия нескольких женщин. Она – лекарство от всех болезней для своих любимых. Без нее у маэстро порвутся струны».

«В самом начале нашего союза, приходя на Володины концерты, я волновалась, как выгляжу, кто на меня смотрит, кто заглянул за кулисы, куда мы пойдем после концерта, – объясняет Сати. – А сейчас все это стало настолько второстепенным. Я обращаю внимание совсем на другие вещи. И горжусь тем, что многие Володины победы – немного и мои. И создание Национального филармонического оркестра, которому предшествовали сотни бессонных ночей и пачки выкуренных сигарет… И его скрипичное долголетие – в его возрасте мало кто дает сольные концерты, в основном преподают, дирижируют или играют несложную ансамблевую музыку. Володя может без потерь сыграть виртуознейший концерт. Знаю, как он волнуется, как ему тяжело, но если я услышу – а поверьте, я умею слышать, – что он уже не должен играть, я найду в себе силы сказать: “Любимый, больше не надо”».

…Мятые простыни. Стеганое изголовье кровати. Он – с голым безупречным торсом повзрослевшего мальчишки-боксера – бунтарь, творец, борец. Она – как всегда в черном, настоящий сфинкс. Камера фотографа Жиля Бенсимона уловила то, что иногда так трудно облечь в слова. И что Сати и Володе, возможно, хотелось бы оставить за кадром.

В ПРОЕКТЕ BED & BREAKFAST ФОТОГРАФА ЖИЛЯ БЕНСИМОНА, 2010.