Уолтер афанасьев личная жизнь жена дети

Продюсер и композитор раскрыл секреты своей работы с Мэрайей Кэри и Селин Дион, а еще вспомнил роман с Ларой Фабиан и причины, по которым Филипп Киркоров с Николаем Басковым так и не стали звездами в США.

Обладатель «Грэмми» Уолтер Афанасьев все чаще появляется на российском ТВ. Два года назад он прилетал в Москву на съемки шоу «Две звезды», где аккомпанировал дуэту Глеб Матвейчук — Ольга Кормухина. Теперь он наставник проекта «Главная сцена».

— Уолтер, а можно называть вас Владимир Никитич?
— Конечно! Это же мое имя по паспорту (улыбается, как чеширский кот).

— Тогда начнем: Владимир Никитич, как вас занесло из Лос-Анджелеса в заснеженную даже в апреле Москву на проект «Главная сцена»?
— Как только появились вокальные шоу, я сразу же начал мечтать в них поучаствовать в качестве судьи. Причем — не в США, а в России! И когда мы с Виктором Дробышем встретились в Испании в прошлом году и заговорили об этом, я схватил его за рукав: «Пожалуйста! Я очень хочу!» Через некоторое время меня пригласили. Я был счастлив. Ведь я знаю русскую культуру, русскую душу.

Ареопаг «Главной сцены»: Уолтер Афанасьев, Жанна Рождественская, Юрий Антонов и Сергей Чиграков.

Я — русский!

— То есть по окончании «Главной сцены» намерены отвезти лучшего вокалиста своей команды в Америку?
— Надо подумать. Для начала я хотел бы остаться поработать. Например, открыть свой продюсерский центр.

— В чем отличие вашего подхода от методов отбора коллег?
— Видите? (Показывает дисплей смартфона с десятком неотвеченных писем, которые упали за пять минут беседы.) Мне каждый час присылают песни, фонограммы — на мейл, Фейсбук. Поэтому я слушаю артиста на перспективу. Чтобы потом можно было написать для него текст песни, музыку, аранжировать, свести трек. Именно так я размышляю. А даже уважаемые продюсеры, которые тоже набрали свои команды на «Главной сцене» (Виктор Дробыш, Игорь Матвиенко, Максим Фадеев, Константин Меладзе. — Авт.), думают совсем по-другому. В России слово «продюсер» имеет другое значение, он скорее «менеджер». А вот в США продюсер пишет песню, занимается вокалом с артистом, записывает трек, накладывает вокал на музыку, подбирает оркестр для аранжировки, занимается сведением. От начала и до конца. Как режиссер фильма.

— Здесь вас и воспринимают как волшебника-продюсера, который и песню напишет, и за океан увезет, и концерт в Карнеги-холл организует.
— Для меня это очень странно, ведь это почти невозможно. «Артист для России» и «артист для США» — совершенно разные вещи. Здесь народ более интеллигентный, воспитан на классической музыке. Искусство и творчество в России — это не музыкальный «компот», который сварили за 200 лет немцы, испанцы, французы, мексиканцы и другие, а многовековая культура. В США традиций фундаментальной музыкальной культуры почти нет. Это новая страна. Там 50 штатов — 50 маленьких стран, в каждой из которых свои порядки, правила, любимая музыка. Охватить и покорить все Штаты одной песней или альбомом практически невозможно. Другая ментальность!

«Я объяснял Киркорову и Баскову: ничего не выйдет!»

— Какая музыка сейчас популярна в США? Как вы ее оцените?
— Голоса — не очень, композиторы — слабые. Возьмем Тейлор Свифт (25-летняя исполнительница кантри, продающая альбомы миллионными копиями. — Авт.) — разве она круто поет? Нет. Почитайте тексты — глупость! Но какую рекламу ей создали! Молодежь, тинейджеры делают ей кассу. Получается, 12 — 13-летние девочки определяют музыкальную моду. Я же не могу привезти артиста из России для этих девочек. Мне хочется создавать более глубокую, тонкую, умную музыку для взрослых людей.

— Но ведь была группа t.A.T.u., которая в начале нулевых покорила не только США, но и весь мир.
— Дело не в артисте или рекламе. Дело в песне. Она — самое великое, что может быть. У t.A.T.u. была одна песня, с которой ее знали. Но это исключение, за многие-многие годы. Кого вы еще можете назвать? Американская публика, к сожалению, воспитана так, что никогда сразу не примет артиста из России, как бы он ни был талантлив. Поймите, долгое время мы жили в состоянии «холодной войны», да и сейчас отношения между США и Россией непросты. Я рос в Америке, где все боялись Советского Союза. Русский — плохой, он — бандит. Целые поколения выросли на этой идеологии. Поэтому, к сожалению, искренне и с распростертыми руками никто русского артиста не принимает. Вспомните голливудское кино: кто стал воплощением зла, мафией в фильмах «Джон Уик» или «Великий уравнитель»? Русские! Этот стереотип глубочайшим образом заложен в голове американцев. Годы и годы должны пройти, чтобы менталитет изменился.

— Известно, что многие наши артисты прилетали к вам в США, чтобы вы их прославили.
— Это было более десяти лет назад. Ко мне приезжали поочередно Филипп Киркоров, Николай Басков, Юлия Началова. Они хотели стать звездами в Америке. Я говорил им всем: «Послушай, если ты известен в России, это не значит, что ты прославишься в США. Никто из русских до сих пор не стал известен в США».

— А как же джаз, опера? Одни выходцы из России.
— Это другое дело. В поп-музыке не так. Все удивляются: почему? Психология не дает возможности принять русского артиста. Нет и корейцев, японцев, китайцев. Один PSY (южнокорейский исполнитель, его песня Gangnam Style собрала более 2 млрд. просмотров на YouTube. — Авт.) появился за все это время. И то он десять лет шел к успеху. Среди поп-исполнителей масса британцев, пара французов, несколько немцев и испанцев. Этот акцент американцы прощают. Но больше — никого! Поэтому, когда появляется артист с русским акцентом, это ужас для ушей американца. Скрип по стеклу. Я старался деликатно объяснить это русским артистам. Не все понимали. Коле Баскову сказал: «Твой единственный шанс — спеть рождественские песни». Он расстроился. Юле Началовой тоже говорил: «Если хочешь записать альбом на английском языке, давай. Но ты не станешь здесь знаменитой. Давай запишем его, и потом ты с ним поедешь домой?» Так и поступили. Филипп Киркоров даже не начал работу. Он послушал меня. Сказал: «Ты прав. Зачем я буду тратить здесь большие деньги, если меня не примут? Я продолжу быть звездой в России». Но все-таки я верю: мне удастся найти артиста, которому мы напишем прекрасную песню и с ней мы полетим в США. Нужны терпение, время, идти шаг за шагом.

Таких граммофонов — престижнейшей премии в области музыки Grammy —
у продюсера целых два.

«Я отказался от родного языка и имени»

— Некоторые считают, что вы — русский, который косит под американца.
— Мой папа родился в Ленинградской области, в Пушкине. Мама — в Харбине, но тоже русская. Дедушка строил корабли и попал в плен к фашистам. Нашу семью эвакуировали, после войны она воссоединилась. А затем уже вся семья оказалась в Бразилии, я и две мои сестры родились уже в Сан-Паулу. В 50-е годы Бразилия была очень бедной страной. Папа и дедушка сложили все заработанные деньги и купили нам всем билеты на самолет. Так мы оказались в Сан-Франциско. Я отучился в школе, прошел консерваторию, хотел быть классическим пианистом. Но потом услышал The Beatles — это был переворот в сознании.

— Вы ощущали на себе в США предвзятость к русским?
— В школе я не понимал английского языка. И даже там я чувствовал, что маленькие американцы были против меня. Я стеснялся и через несколько лет поменял имя. Был Владимир — стал Уолтер. Потому что дети не запоминают фамилий, они зовут друг друга по имени. Владимир — было враждебное для них имя. Рос, скрывая, что я русский. Не ходил в православную церковь, выучил язык, стал настоящим американцем. И вот только сейчас, спустя десятки лет, я начал осознавать, что не надо этого стесняться. Думаю, слушаю и сочиняю музыку как русский, обожаю русское творчество, меня тянет сюда. Так я начал возвращение к корням.

— То есть американцы сперва полюбили русскую музыку через вас и только после этого начали уважать?
— Именно. Когда я писал музыку для Мэрайя Кэри, Селин Дион и других артистов, меня вело к русской музыкальной традиции — мелодичности, минорным аккордам, долгим распевам. И американцы влюбились в это! Это стало фишкой. «Что это? Сыграй! О, круто! Еще, еще!» А я думал: «Какие дураки! Я же делаю то, что в России делает каждый второй». И все потому, что в американской музыке такой красоты нет. Мажорный лад, банжо, кантри, ковбойская музыка — совершенно противоположный стиль. Я получил и Grammy (в 1999-м за главный хит «Титаника» — My Heart Will Go On, и в 2000 году. — Авт.), и хорошие гонорары, но внутри была пустота. Не хватало чего-то важного. Мечты. И вот наконец я здесь. И от этого счастлив.

Работа с Селин Дион принесла Уолтеру первый Grammy:
за хит My Heart Will Go On, который певица исполнила
в фильме «Титаник».

— И как же вы стали тем, кем стали?
— Когда мы были молодыми музыкантами, то играли по клубам. Нам снилась большая студия, где мы будем записываться. Но в Сан-Франциско было дикое количество классных музыкантов, пробиться невозможно! И вот в город приезжает Нарада Уолден (ударник, музыкальный продюсер и певец. — Авт.). Меня порекомендовали ему как клавишника. Со временем начал делать аранжировки для артистов Уолдена. Тогда я сказал себе: «Однажды наши дороги разойдутся, и я стану продюсером, как он». Мы работали вместе семь лет, сделали дебютный альбом Уитни Хьюстон, который был издан 11-миллионным тиражом. А потом появилась молодая Мэрайя Кэри. Из-за нее я ушел от Уолдена. Ее муж Томми Моттола, в ту пору глава Sony Music, сказал певице: «Ты должна работать с ним!» Вот и все.

В 1993 году композитор вместе с Мэрайей Кэри записал альбом Music Box, который был издан 30-миллионным тиражом.

— Как происходит процесс работы со звездой?
— В отличие от Уитни Хьюстон, Селин Дион или Кристины Агилеры, Мэрайя Кэри сочиняла все песни сама. Ей нужен был продюсер-партнер, который будет писать песни вместе с ней. Когда мы начали работать, почувствовали chemistry (химию) — мы подошли друг другу! Мы начали творить, поднимались все выше в чартах. И даже теперь, когда она пишет альбом, звонит мне. Я приезжаю к ней в Нью-Йорк, она напевает идею песни, я играю, она снова поет, я снова играю. Пинг-понг, понимаете? Когда мелодия готова, она берет карандаш и несколько недель пишет слова. А затем мы садимся в студии и начинаем запись.

— Остальные работают по-другому? Барбра Стрейзанд, к примеру.
— Мы садимся у нее дома — там есть рояль. Проводим мини-репетицию, подбираем темп, тональность, стиль для песни. Так было, к примеру, во время работы над альбомом Duets (2002). Там были одни каверы. Я брал оригинальные версии песен, переосмысливал их, писал музыку, потом мы садились в студии и работали.

«Мы с Ларой Фабиан словно взбесились»

— Когда вы заперты в студии с красивой женщиной, певицей и между вами, как вы говорите, chemistry, неужели ничего большего не возникает?
— Ну а как вы думаете (улыбается)? Однажды мне позвонил Томми Моттола и попросил послушать молодую певицу из Монреаля, которая поет на английском без акцента. Мы встретились в Нью-Йорке, два года мы работали вместе… Что и говорить, мы словно взбесились, влюбились друг в друга. Ее звали Лара Фабиан. Вскоре Селин Дион, с которой я работал, узнала, что я пишу альбом для Лары. И начала дико ревновать. Не по-женски, по-творчески: как это так, лучшие силы он отдает ей, а не мне?! Я оказался меж двух огней. Что делать? Я не знал. Прекратил работу с Селин и продолжил с Ларой. Через некоторое время я понял, что поступил неправильно: Лара Фабиан не могла спокойно смотреть на меня, и мое сердце было разбито, мы любили друг друга. И нам было не до работы. Потому и пришлось разойтись. Грустно, конечно.

— Первый раз вы женились в 19 лет.
— Мы влюбились друг в друга в школе, рано поженились, и у меня появилась дочь Кристина. Ох. Я обожаю женщин, что говорить. У меня было три жены и скоро будет четвертая — у меня есть невеста Кэти, она моложе меня на 20 лет. Я не глубоко религиозный человек, не считаю, что должен пройти путь с одной до конца жизни. Просто не всегда отношения складываются идеально.

Возлюбленная Уолтера Кэти младше его на 20 лет — вскоре пара сыграет свадьбу.

— А детей у вас сколько?
— Трое. Сын Андрей, ему 21, он живет недалеко от Сан-Франциско. Готовится поступать в университет. Средняя дочь — Изабелла-София, ей скоро исполнится 24. Она живет рядом с Лос-Анджелесом. Пошла в меня и любит музыку, хочет быть композитором. Старшей дочери, Кристине, 32 года. Она скоро защитит докторскую диссертацию по психологии. Каждый день очень жду звонка от нее: «Папа, ты скоро станешь дедушкой!» Но при этом чувствую себя молодым. Мне всего 57 лет, и никто в это не верит (смеется)! Ощущаю себя 18-летним мальчишкой. Джинсы, сапоги (задирает штанину, из-под которой выглядывает темно-коричневое голенище сапога).

— Откуда у вас такие?
— Это из детства. Почему-то я испытывал тягу к коже — куртка, сапоги, чемоданы, ботинки. У папы и дедушки, которые коллекционировали оружие, в кладовке стояли высокие сапоги. Мне они казались такими громадными, непостижимыми! С тех пор эта болезнь не прошла: у меня кожаные чехлы, мешки, сумки, сапоги. Не знаю, зачем мне столько (смеется). Наверное, еще не повзрослел.?

личное дело

Уолтер АФАНАСЬЕВ родился в Сан-Паулу (Бразилия) 10 февраля 1958 года в семье Никиты и Татьяны Афанасьевых. Окончил консерваторию в городе Сан-Матео (Калифорния). Начинал играть в группе The Blessed Realm, потом стал сотрудничать с продюсером Нарадой Майклом Уолденом, под руководством которого работал над первым альбомом Уитни Хьюстон. После этого в качестве продюсера и композитора сотрудничал с Мэрайей Кэри, Селин Дион, Лайонелом Ричи, Майклом Болтоном, Барброй Стрейзанд, Кристиной Агилерой, Рики Мартином, группой Destiny’s Child и другими. Написал музыку к фильмам «Титаник», «Телохранитель», «Агент 007: Лицензия на убийство», мультфильмам «Аладдин», «Красавица и чудовище», «Собор Парижской Богоматери». Несколько раз номинировался на Grammy и дважды получал эту премию: в 1999 году за композицию My Heart Will Go On (1999), в 2000 году как продюсер года.

«Главная сцена»
Пятница/21.00

Фото: личный архив, Mike BLAKE/REUTERS, Алексей Ладыгин.